| Общество |
29 января 2010 года |
Мера милосердия/ Блокадную науку мужества и доброты Лидия Мелихова пронесла через всю жизнь
27 января 66 лет назад была снята блокада Ленинграда. Самым потрясающим документом того времени стал дневник 14-летней ленинградской школьницы Тани Савичевой. В нем всего девять страниц, и на шести из них – даты смерти близких людей. Среди замерзающих и умирающих от голода блокадников было много детей, таких как маленькая Лида Мелихова. Когда началась война, ей исполнилось всего шесть лет, а в семилетнем возрасте она уже осталась круглой сиротой... Коренная ленинградка, Лидия Ивановна Мелихова большую часть своей жизни отдала нашей республике. 36 лет с мужем и сыновьями прожила в Воркуте, о чем вспоминает с большой теплотой. А десять лет назад семья перебралась в Сыктывкар. Муж Лидии Ивановны – Наум Григорьевич Оберман – доктор наук, входит в число 25 лучших специалистов мира по вечной мерзлоте. И сама Лидия Мелихова связала свою жизнь с геологией. Но самые яркие, трудные и незабываемые страницы ее судьбы связаны с родным Ленинградом. Детская улица и вкус дуранды Раннее детство Лиды Мелиховой прошло на улице с веселым названием – Детская. Здесь, в районе гавани на Васильевском острове, жили рабочие завода имени Молотова. Мелиховым выделили комнату, в которой Лида жила с родителями и бабушкой. В 1940 году отца призвали на финскую войну. В памяти осталось, как ее, пятилетнюю девочку, разбудили ночью, и они с мамой отправились на сборный пункт – большое здание с шикарными люстрами – провожать отца. Вскоре пришла похоронка. Получив ее, мать проплакала всю ночь. И остались Мелиховы жить втроем – мама, бабушка и Лида. А потом началась война… Район гавани был одним из самых обстреливаемых. Ежедневные бомбежки, свист зенитных снарядов и грозный гул самолетов, сбрасывающих бомбы, – все это быстро стало обычной картиной, к которой, впрочем, было невозможно привыкнуть. Мама работала в Адмиралтействе, а Лида продолжала ходить в детский сад. Когда из тарелок репродукторов звучали сигналы воздушной тревоги, детей отводили в «бомбо-убежище» – вырытую траншею с бревенчатым перекрытием. Здесь на скамеечках вдоль стен ребятишки пережидали налет. Рацион питания в детском саду с каждым днем становился все скуднее, а дежурство все желаннее. Ведь дежурные не только расставляли на столах тарелки и ложки, но и распределяли хлеб, и могли поэтому выбрать себе кусочек с довесочками. А еще каждому ребенку давали по одной чайной ложечке свекольной патоки, вкус которой Лидия Ивановна не забудет никогда. Так же, как и вкус дуранды. Что это такое, знают, наверное, только блокадники. Сестра матери и крестная Лиды – Прасковья Александровна Виноградова всю войну проработала под Ленин-градом на лесозаготовках и, навещая родных, привозила эту самую дуранду – плитку прессованного жмыха. Дуранда была настолько твердой, что мать разрубала ее топором и давала небольшой кусочек дочери. Лида целый день скребла его зубами, что помогало хоть как-то заглушить мучительный голод, но плохо сказывалось на работе желудка. За водой ходили на залив. Зачерпывали бидончик и ведро, тащили с голодной одышкой до дома. Все это похоже на картинки в калейдоскопе детских воспоминаний и ощущений, главным и всеобъемлющим из которых был голод. «Чувство голода, если ты его пережил, не пропадет отныне никогда», – говорит Лидия Ивановна. Голод начал убивать близких. Первой умерла бабушка. Она лежала на оттоманке со скрещенными на груди руками и согнутыми в коленях ногами. А потом не стало мамы. Лидия Ивановна не знает, как это произошло, потому что поздней осенью 1942 года ее вместе со всеми детсадовцами эвакуировали в Красноярский край. Детей вывозили на катерах по еще не замерзшей Ладоге. «Заведующая нашим детским садом Елизавета Григорьевна Калашникова, пусть земля ей будет пухом, вывезла 60 детей, и они все до единого после снятия блокады вернулись домой. Никто в эвакуации не умер от голода», – подчеркивает Лидия Ивановна. Сиротская доля В эвакуации ребята прожили два с половиной года. Изможденных голодом детей приютил колхоз в далеком сибирском селе Иудино. Практически все воспитанники получали из Ленинграда письма, и только Лиде Мелиховой никто не писал. Оказалось, что было уже некому. В победном 1945 году заведующей эвакуированным детсадом предписывалось оставить круглых сирот в Красноярском крае, но Елизавета Григорьевна на свой страх и риск взяла девочку с собой в Ленинград. Детей привезли на сборный пункт близ площади Восстания. За несколько дней всех их забрали родственники, а Лида продолжала ждать своей участи. Возникли трудности с устройством ее в детский дом, и заведующая даже хотела забрать девочку к себе, но потом все разрешилось в пользу детдома. Летом сироты жили на даче за городом. Туда и привезли 10-летнюю Лиду. Воспитатели растопили печку, разостлали на полу большой лист бумаги, сняли с девочки все ее истлевшее, кишевшее вшами белье. «Вши копошились в каждой складочке, в каждом шве одежды. Наверное, они меня грели, потому что после того, как меня отмыли и одели во все чистое, я долго не могла согреться», – с улыбкой вспоминает Лидия Ивановна. Одним из ярких эпизодов этого послевоенного времени была история с покупкой эскимо. Как ни голодны были детдомовцы, они никогда не попрошайничали, но зато любили ходить группами и искать деньги на земле. И вот однажды соседка по спальне Оля нашла 5 рублей. По тем временам неслыханное богатство. И на всю эту сумму девочки купили соевое эскимо, которое стоило 11 копеек. В спальне стояло 12 кроватей, и ровно на такое количество человек и было поделено мороженое. Его девочки принесли в подолах и съели все порции за раз. И, конечно же, отравились. «Было очень плохо, нас рвало, – рассказывает Лидия Ивановна и прибавляет: – Кстати, я думаю, что колготки изобрели вовсе не американцы, а ленинградские детдомовцы. Нам выдавали штаны и чулки, и чтобы чулки не сползали с ног, мы пришивали их к штанам». С огромной нежностью и благодарностью Лидия Ивановна вспоминает о воспитателях, отдававших обездоленным детям не только тепло своей души, но и часто скудную пайку хлеба, который по-прежнему выдавали по карточкам. Обретение родни Почти всех ребят на выходные забирали к себе родственники, и Лида оставалась одна. Но когда дежурила Елизавета Хрисанфовна (фамилии ее Лидия Ивановна не помнит), та всегда брала девочку с собой, кормила и поила, что в те голодные времена было настоящим подвигом. Целый год Лида Мелихова прожила в детдоме, прежде чем ее разыскала тетушка, вернувшаяся с лесозаготовок. Добрых примет и предвестий тому было несколько. Сначала в окошко на даче (а кровать Лиды стояла у окна) ранним утром постучала клювом птичка, и девочки расценили это как хорошую весть. Затем в Никольской церкви, куда втайне ездили молиться детдомовки, батюшка дал Лиде 10 рублей. «Ты счастливая», – позавидовали подруги. На эти деньги девочки купили иконку и спрятали ее в спальне. А по истечении некоторого времени Лиду Мелихову неожиданно вызвали к директору. И хотя Лида знала, что она ничего плохого не сделала, идти в директорский кабинет было боязно. Девочки повесили ей на шею иконку-складень и, перекрестив, сопроводили к заветному кабинету. Открыв дверь, она увидела плачущую женщину и рядом с ней мужчину. Ими оказались родная тетушка Прасковья Александровна и ее муж. Так Лида вновь обрела близких людей. Полморковки пленному немцу Лидия Ивановна вспоминает об одном примечательном и очень показательном эпизоде жизни в послеблокадном Ленинграде. Тетушка забрала племянницу к себе в 10-метровую, длинную, как чулок, коммунальную комнату. Жили в страшной нищете. Лиде даже приходилось распродавать поштучно купленные по карточке конфеты-подушечки, чтобы купить на вырученные деньги хлеб. Было голодно, но своей крестнице тетя была готова отдать последнее. По утрам, когда девочка отправлялась в школу, крестная заворачивала ей в газету либо морковку, либо брюквину, либо турнепс, которые служили ученице обедом. Ленинград напоминал тогда огромную стройку, а восстанавливали город в том числе и пленные немцы. Однажды совсем молоденький пленный с впалыми щеками и голодными глазами подошел к 11-летней девочке и знаком показал, что умоляет дать ему еды. И с тех самых пор каждое утро Лида втайне от тетушки делила ножом напополам морковку, брюквину или турнепс и отдавала половину – эту крохотную меру милосердия – тому самому немцу. Это продолжалось почти год. В 1947-м всех пленных отправили на родину в Германию, и больше Лидия Ивановна, конечно, никогда его не встречала. Много лет спустя она рассказала об этой истории и услышала в свой адрес от одной женщины гневные слова: «Ты – враг народа, фашиста подкармливала!» На что Лидия Ивановна Мелихова с достоинством ей ответила: «Прежде всего я подкармливала голодного человека, потому что знаю, что такое пережить голод». Галина БОБРАКОВА. Фото Дмитрия НАПАЛКОВА и из семейного архива Лидии Ивановны МЕЛИХОВОЙ. |
Цветы на Пискаревском кладбище 
