Александр Балашов: "Прошли годы, осталось главное - пение"

К сожалению, в последние годы понятие «эстрада» не всегда рождает положительные ассоциации: слишком много сорного появилось на ее подмостках. И это еще одно объяснение, почему для многих сыктывкарцев любой концерт эстрадного певца Александра Балашова – праздник. Обаятельный, интеллигентный, одет с иголочки. В репертуаре – ни одной проходной песни. Александр относится к редкому для эстрады типу артистов-одиночек. Его несомненное достоинство – ни от кого не зависеть, не заискивать, всего добиваться самому. Быть свободным. Но вот какой ценой дается эта свобода? Об этом и о некоторых наиболее любопытных страничках из жизни заслуженного артиста республики Александра Балашова мы поговорили в канун его концерта, посвященного пятидесятилетнему юбилею.

– Александр, ты такой собранный, в детстве отец, наверное, тебя в ежовых рукавицах держал? (Валентин Лаврович Балашов – известный педагог, мастер спорта. В начале шестидесятых организовал в Сыктывкаре подростковый мотоклуб, на базе которого позже был создан оперативный комсомольский отряд, признанный лучшим в СССР.)

– Начнем с того, что лет до двенадцати отца я видел крайне редко. Он был полностью посвящен общественной работе, воспитывал других. Уходил – я еще спал, приходил – уже спал. Его же дергали круглые сутки: «Лаврыч, помоги…» Случись запутанная какая-нибудь история с подростком – все к Лаврычу. А на мою персону он обратил внимание, когда меня из школы выгнали – за отвратительнейшее поведение, в шестом классе. Так получилось, что до третьего класса меня били все кому не лень. Однажды отец сказал: еще придешь жаловаться – получишь и ты, и бабушка с мамой. Вот я и начал стоять за себя: где надо и не надо. В конце концов меня выгнали: не место таким хулиганам в школе имени Олега Кошевого! Взяли с испытательным сроком в школу № 14, где директором была знакомая отца – Галина Николаевна Бобина. Спасибо ей, поверила. Эта школа, как известно, с английским уклоном, и мы, мальчишки, с особым драйвом слушали запрещенных в те времена «Beatlеs», «Rоlling Stones». Забрасывали провод от спидолы на крышу, чтоб лучше ловило: все зарубежное глушили, как известно. Тогда же в моей жизни и появилась гитара…

– И первый мотоцикл, насколько мне известно. Не все еще знают, что ты мастер спорта по мотокроссу.

– Началось все с обычных гонок на пустыре возле сыктывкарской поликлиники № 1. Гоняли мы на старом каком-то драндулете, марки уже не помню. Камер не было, напихивали побольше тряпок в шины, лишь бы ехать. А потом в ДОСААФ пришел первый иностранный мотоцикл, который отец выбил для будущего мотоклуба. Это была «Чезета» – кроссовый спортивный мотоцикл.
В местечке Красная гора на пляже я впервые сел на этого красавца. Отец говорит: «Сильно не газуй». Но какое там, прыть же мальчишеская! Дал газу и… остался стоять на месте, а мотоцикл уехал далеко вперед. Потом стали поступать другие мотоциклы, в знаменитом отцовском подвале образовался мотоклуб. Потом отца попросили быть главным тренером в ДОСААФе, и – понеслось!

– Наверное, травм было много?

– Мотоцикл – это не шахматы, конечно. Скорости, особенно на гаревой дорожке, высокие, да и вообще, травмы в этом спорте не редкость. Но главное – это закалка, выносливость, характер! Представь, это же сумасшедшая гонка – идти беспрерывно 45 минут по три заезда. Физически я окреп, поднаторел в технике ведения гонки. Так и жил в те годы: слез с мотоцикла – взял гитару. Повесил инструмент – сел на мотоцикл. Играл в школьном ансамбле, на городских конкурсах, в парке на танцах. Трепал нервы учителям: слишком уж не любил химию и математику и на уроках вел себя соответственно. Однажды учительница по математике Валентина Николаевна не выдержала и спросила: «Балашов, куда ты пойдешь после школы?» Я честно ответил, что туда, где нет химии и математики.

– И ты поступил в училище искусств, где ни химии, ни математики…

– Нет, я поступил сначала в КГПИ, на факультет иностранных языков, самый престижный по тем временам. Проучился год, и надо же было попасть на концерт к «Песнярам». Просидел один концерт, второй и понял, что я музыкант и что никогда не поеду в сельскую школу преподавать английский язык. Забрал документы из института и отдал их в музыкальное училище. Для мамы это был шок. Кто-то пальцем у виска крутил: уйти с инфака в музучилище… Но я отчетливо понимал: без музыки не смогу. Училище я закончил дважды: струнное отделение и академический вокал.

– Сегодня, наверное, только старожилы помнят, что в Сыктывкаре была такая яркая страничка, как театр-варьете, в котором ты был бас-гитаристом и солистом. Приоткрой завесу.

– Театр образовался в 1980 году при только что открывшейся гостинице «Сыктывкар». Иван Павлович Морозов провозгласил: «В республике нужно поднимать культуру». Для создания театра-варьете был приглашен сам Леонард Гатов – известный постановщик шоу-программ, заслуженный деятель искусств России. К сожалению, совсем недавно его не стало, все последние годы он был генеральным директором и художественным руководителем Краснодарского творческого объединения «Премьера», создавал великолепные шоу-программы.

В варьете был большой кастинг, приехала солидная комиссия. Желающих попасть было много, мы с ребятами на многоголосье спели песню об Эжве, прошли. И началась работа. С нами сотрудничали лучшие музыканты страны: приезжали аранжировщики ведущих эстрадно-симфонических оркестров, в том числе, например, оркестра Юрия Силантьева. Яков Перепелица с Виктором Кушмановым специально для театра писали песни. «Красная рябина», «Шанежки», «Край ты мой рябиновый» – все эти хиты, которые сегодня входят в репертуар многих песенных коллективов, писались специально для наших программ. Процентов девяносто песенного репертуара были написаны на стихи Виктора Кушманова. Он нередко приходил на репетиции, сидел за столом, слушал. Отложилось в памяти: Гатов говорит: «Витя, мне нужна песня о березе». Кушманов достает из стаканчика салфетку и через несколько минут протягивает текст: «Держи!» Супруга Гатова – Татьяна поставила шикарный балет. Одним словом, сложился очень яркий, зрелищный коллектив со множеством программ. Театр-варьете ездил не только по всему союзу, показывались мы и на международном уровне.

В перестройку все начало сворачиваться, государство предложило творческим коллективам выйти на самоокупаемость. Все пошло как-то со скрипом, и я ушел из театра, благо что успел поднакопить на аппаратуру. Тогда и появился ансамбль «Встреча с прошлым».

– Одним словом, ты решил заняться сольной карьерой, благо что репертуар был обширный…

– Да, я же все записывал и хотел петь песни, на которых вырос и которые пел в театре. Репетиции я нередко записывал на магнитофон. Понимал, что все это когда-нибудь будет нужно. И не ошибся. А однажды зашел в театр, увидел, что на полу комнаты худрука валяются… оригиналы нот Перепелицы. Я взял грех на душу и забрал несколько партитур. А через два дня ресторан полностью сгорел со всем имуществом театра. Потом Михаил Герцман сделал новую аранжировку для многих песен альбома «Париж деревянный». Кстати, эту песню на стихи Виктора Кушманова написал он сам.

– Александр Грин влюбился в море благодаря книгам о мореплавателях и путешествиях. А ты стал художником-маринистом в одно утро, никогда до того не держа в руках кисточку. И еще отдельная тема – яхты. Эти две морские истории в твоей судьбе как-то связаны?

– Что касается яхт. Как и многие мальчишки, я с детства был в плену парусной романтики. Как-то, уже работая в театре, сделал модель пластикового судна, запустил его и «пропал». Меня зацепило, я захотел настоящую яхту. А где у нас находится парусный центр? В Таллине. Тут надо сделать небольшое отступление. Зарабатывали мы в театре очень неплохо, а вот тратить деньги было не на что. Ну нечего было тогда купить на советских прилавках! Зато можно было ездить. И я начал летать в Таллин, познакомился с ребятами из яхт-клуба. Знакомства привели к тому, что на заводе мне склепали мачту, весь такелаж, паруса польские я купил у сборной СССР. А катамаран пришлось делать уже здесь, по чертежам. Так в моей жизни появилась еще одна стезя – парусный спорт. Сейчас та первая яхта стоит в гараже, на ней я ходил по Вычегде, река еще была полноводной. А вторая – «рабочая» – стоит под окнами моего «деревенского» домика на пруду, в Нювчиме.

– А живопись?

– В эту историю трудно поверить, но я действительно никогда не увлекался живописью. Не посещал выставок, не общался ни с кем на живописные темы. Но в одно апрельское утро проснулся с сумасшедшим желанием написать картину, и написать ее маслом, причем в технике старых мастеров. Меня просто раздирало от желания. Если бы мне за сутки до того сказали, что я буду писать маслом, я бы долго смеялся. Но вот, озарило. Это можно сравнить разве что с сумасшедшей бешеной страстью. Я нашел у сына тюбики с маслом, которые сам же ему когда-то покупал, бегом понесся в ЦУМ, купил кисточки. Потом понял, что совершенно не имею представления, чем разбавляют эти краски, побежал в училище искусств, вытащил с урока музыканта Василия Койдана, настолько было невтерпеж. Тот отвел меня к художнику Виктору Залитко, который отлил мне баночку этого разбавителя – пинена, объяснил, как нужно подготовить холст. Но холст готовить было слишком долго, а писать нужно было немедленно! И я, купив в том же ЦУМе пластиковую доску для пластилина, написал первую в жизни картину: какой-то морской пейзаж. Кстати, сколько лет прошло, а краска не облетела. Ну а потом, конечно, все было по-серьезному: холсты, мастерская, художники, выставки…

– Какое идиллическое сочетание: пел, занимался парусным спортом, писал картины…

– Добавлю еще одно: Балашов был первым художником в Сыктывкаре, который стал на улице продавать свои картины. Чтобы не умереть с голоду, кормить семью. Из театра я тогда уже ушел. Сегодня понимаю, что ушел в самый тяжелый момент, а жить было действительно не на что, Господь, образно говоря, протянул мне ложку, открыл этот новый дар. Картины кормили, и кормили настолько хорошо, что я мог на лето вывезти семью в Болгарию. А теперь прошли годы, осталось главное – пение.

– Саша, складывается этакий образ везунчика...

– Артист должен выглядеть благополучным, обиженных у нас не любят. Мне, к слову, и самому неприятно, когда одна известная российская певица плачется по телевизору, что ей не на что купить яблоко. Ну кто на нее после этого пойдет? Да, у каждого в жизни были такие периоды, и мои домашние когда-то сидели на макаронах, а в гардеробе были одни драные джинсы. Но при этом у меня был шикарный микрофон и прекрасные сценические костюмы, заработанные потом и кровью. И я работал.

– А как все-таки у такого свободолюбивого человека складываются отношения с официальными структурами? Тебя наверняка приглашают петь на концерты…

– Конечно, приглашают. Но бесплатно. Наши чиновники считают, что профессиональные артисты питаются святым духом, а на концерте ко Дню республики, например, должны петь бесплатно – из любви к республике. Или ради любви к искусству. Но бесплатно я готов петь только во славу Божью. Или если с этой просьбой ко мне обратился человек, которого я безмерно уважаю.

– Петь «во славу Божью»! Ты ведь действительно поешь иногда в церкви...

– Да, пою исключительно для души. В благодарность за то, что мне дано свыше. А вообще я уверен, что каждому дается по заслугам и – в свое время. Был у меня период в жизни: все валилось из рук, ничего не получалось, не клеилось. Один мудрый человек тогда сказал: значит, еще не твое время. Прошел год, и вдруг стали встречаться люди, которые сами протянули мне руку. Безмерно благодарен всем, кто когда-то помог. 

– В последнее время так часто говорят о проблемах культуры. А ты веришь в перемены к лучшему?

– Уверен в одном: не будет никаких улучшений, если государству этого не надо. И денег не будет. Но вот ведь что странно. Нам предлагается петь бесплатно. Но всегда находятся бешеные деньги, чтобы пригласить сюда зажравшуюся эстрадную знаменитость, которую с трапа самолета сначала увезут на капельницу, потому что эта знаменитость не стоит на ногах после своего дня рождения. Противно. Но я стараюсь об этом не думать, хотя и трудно. Время все само рассудит. Надеюсь, оно еще придет.

Беседовала

Марина ЩЕРБИНИНА.

На мою персону отец обратил внимание, когда меня из школы выгнали – за отвратительнейшее поведение.

Так и жил в те годы: слез с мотоцикла – взял гитару. Повесил инструмент – сел на мотоцикл.

На концертах «Песняров» понял, что я музыкант и что никогда не поеду в сельскую школу преподавать английский язык.

Кушманов доставал из стаканчика салфетку и через несколько минут протягивал Гатову текст: «Держи!»

Если бы мне за сутки до того сказали, что я буду писать маслом, я бы долго смеялся.

Нам предлагается петь бесплатно, но всегда находятся бешеные деньги, чтобы пригласить сюда зажравшуюся эстрадную знаменитость.

 Архив рубрики