Александр Пасечник: "Уверенность в правоте помогала нам добиваться многого"

Нынешний год для ветеранов-«афганцев» насыщен юбилейными датами. В феврале исполнилось четверть века со дня вывода советских войск из Афганистана, а в эти дни свой 30-летний юбилей отметила первая в России, Советском Союзе и Республике Коми организация воинов-«афганцев» – ухтинский совет воинов-интернационалистов. О том, как и почему только что вернувшиеся с войны ребята решили объединиться и чего им в результате удалось добиться, нам рассказал председатель правления Коми республиканского отделения Российского союза ветеранов Афганистана, советник Главы РК Александр Пасечник,
стоявший у истоков объединения «афганцев».

– Александр Борисович, разница между двумя датами – выводом войск и созданием вашего объединения – пять лет. Получается, война в Афгане еще не закончилась, а фронтовики уже создали свою организацию? Зачем вам это было нужно, не просто же для проведения вечеров воспоминаний?

– Я тоже раздумывал над этим – почему мы вдруг взяли и объединились? Наверное, нам не хватало чувства плеча. В армии мы с этим жили и настолько пропитались духом боевого братства, что осталась в этом потребность и в мирной жизни. А вторая причина: практически каждый из нас по возвращении слышал в свой адрес от чиновников, когда обращался к ним за помощью: «Мы вас туда не посылали». Люди с обостренным чувством справедливости реагировали на такие слова болезненно и даже агрессивно. В общем, проблем возникала масса.

Что характерно, на товарищеском ужине в честь юбилея нашей организации ко мне подошла женщина, жена «афганца», и поблагодарила: «Спасибо, что вы взяли ребят под крыло. В мирной жизни они были как щенки слепые, неприкаянные. Здорово, что им было к кому прийти, кто бы подсказал, помог».

А мой давний товарищ из Усть-Вымского района напомнил, как наша организация помогла ему с лечением: «Не мог попасть в больницу в Сыктывкаре. Мне посоветовали: езжай в Ухту, там ребята-«афганцы» помогут. Я приехал. Ребята пробили по базе, что я свой, и в этот же день решили проблему». Надо сказать, что в то время уже были лжеафганцы, появлялись такие «герои». Но достаточно было задать всего несколько вопросов – и сразу становилось понятно, воевал ли человек.

И таких эпизодов много. Их забываешь, а люди помнят. Наверное, это была наша главная цель на первом этапе – помочь товарищам.

– Ваша организация возникла на базе УГТУ, в то время – Ухтинского индустриального института, значит, вы были студентами этого вуза?

– Да. Все получилось естественным образом. Мы, первый курс, возвращаемся с картошки, заходим в свою комнату в общежитии, а она вся разворочена. Оказывается, там побывали старшекурсники и все разнесли. Может, об этом и не стоит говорить, но тогда в институтской общаге порядки были хуже, чем у дембелей в армии. Старшекурсники заставляли первокурсников делать за себя приборку, стирать, посылали за водкой, отбирали деньги. И когда мы с этим столкнулись, я был просто в шоке – ведь это будущие инженеры, руководители производства! В общем, мы нашли этих «героев» и быстро поставили на место. Так образовалась наша группа, четыре «афганца», десантники. Мне предложили создать опер-
отряд и возглавить его. Мы очень быстро навели порядок, и, как говорили мне ребята, с которыми мы учились, именно с той поры между студентами разных курсов наладились нормальные, товарищеские отношения. А отряд в итоге стал костяком нашей организации. Фактически мы объединились еще в 1983 году.

– Выходит, вы не предполагали, что станете организацией «афганцев»?

– Наверное, к этому подтолкнула сама жизнь, потому что мы были вынуждены защищать права наших товарищей. Они воевали, отдали свой долг государству, но никакой ответной помощи в решении своих проблем – в том же лечении – добиться не могли. И стало понятно, что нам надо организоваться, объединиться.

– Но ведь в те времена любое объединение было возможно только под эгидой партии и комсомола...

– Да, и наш оперотряд был создан при комитете комсомола. И первая ветеранская организация – совет воинов запаса – тоже создалась при комитете комсомола. Но в данном случае была польза для всех. Мы тесно взаимодействовали с комитетом комсомола, с профкомом, наверное, потому, что там подобрались хорошие ребята.

– Много на тот момент в Ухте было «афганцев»?

– На начальном этапе в нашем институте – всего человек семь-восемь. А про город сказать не могу – я не ухтинец, родом из Троицко-Печорского района. Потом мы познакомились с другими ребятами – Александром Рассохиным, Александром Куваевым, Александром Шаховым, Володей Носовым. Через год после нашей первой встречи была создана городская организация.

– Интересно, а вы обсуждали друг с другом, насколько оправдан был ввод наших войск в Афганистан? Вы сами как считаете, стоило ли Советскому Союзу ввязываться в эту историю, ведь все равно результат оказался отрицательным, да еще с многочисленными потерями с нашей стороны.

– В моем окружении такие темы практически не поднимались. Тем более подобных вопросов не возникало, когда мы прибыли в Афганистан. Мой комбат рассказывал, что когда наши самолеты приземлялись в Кабуле, их встречали представители двух посольств – американского и советского. Говорят, мы опередили штатовский корпус быстрого развертывания на несколько часов. Не знаю, как бы развивались события, если бы первыми туда зашли американцы. История, как известно, не терпит сослагательного наклонения, а тогда просто было соревнование двух систем, и мы успели первыми. Взяли под контроль, как тогда говорили, «южное предбрюшье СССР». Думаю, что даже сейчас рано давать какие-либо оценки. Мне понравилась фраза Дэн Сяопина. Когда он был во Франции, его спросили: «Как вы оцениваете уроки Великой французской революции?» Он ответил: «Прошло еще слишком мало времени, чтобы давать историческую оценку этому событию».

У нас нет полной информации, а питаться какими-то слухами… У каждого из нас своя правда. Мы видим маленький кусочек реальности. Даже бойцы из одного взвода об одном и том же событии рассказывают по-разному, каждый видел свой кусок мозаики. Поэтому общую оценку тем событиям я бы давать поостерегся.

– А где воевали Вы?

– Я служил в Витебской воздушно-десантной дивизии, в 103-м артполку, и побывал почти везде. Я был водителем, командиром отделения подвоза боеприпасов. Призвали в мае 1981 года, и после учебки, в ноябре, мы уже прибыли в Афганистан.

– Среди вас были отказники?

– Дивизия находилась на военном положении, и таких, кто упорствовал, не желая отправляться на войну, среди нас не было, но, честно говоря, особо ни у кого и не спрашивали. И более того, очень многие рвались на войну. Нас же воспитывали в духе интернационализма. Понимание, что такое реальная вой-
на, приходит потом, после первых боев, после первых потерь.

– Люди возвращались из Афганистана не только с ранениями, но и с психологическими травмами…

– Причем почти все. Война просто так не проходит.

– …И приходя в мирную жизнь, чувствовали себя в ней чужими.

– Я по себе скажу. Хорошо помню, как я пришел в клуб – все вокруг танцуют, а у меня в голове: «Как же так?! Там ребята воюют, а здесь веселятся». И появляется чувство негодования, агрессия. Было трудно совместить эти два мира. Хорошо, что моя мама, мудрая женщина, нашла подход и смогла успокоить меня. А кто-то не смог удержаться, они на этом сломались, многие ребята сели в тюрьму за драки. Позже это как-то сгладилось, пришло понимание.

– Расскажите о первых шагах ухтинского совета воинов-интернационалистов.

– Я говорил, что болезненная реакция на мирную жизнь была у многих «афганцев», это выливалось в конфликты, в том числе и дома. И, по крайней мере, жены и родители знали, куда следует звонить. К дебоширу приезжали двое-трое наших ребят и быстро его успокаивали. У нас это получалось даже лучше, чем у милиции. Первые два-три года это случалось частенько, потом сошло на нет.

Затем, когда была создана республиканская ассоциация ветеранов войны в Афганистане (ее возглавил Александр Рассохин), мы смогли оказывать большую помощь инвалидам, получившим увечья на войне. Тогда, к примеру, появились программы, по которым отправляли людей в Индию на протезирование. Ну а все текущие проблемы – достать какое-то лекарство, например – решали в рабочем порядке, можно сказать, повседневно.

– А как вам это удавалось?

– Мы были молоды и напористы. Для нас тогда не существовало авторитетов. Если надо было, мы приходили куда угодно, в чиновничьи кабинеты любого ранга, требовали и добивались своего. Вспоминается такой случай. Тогда практически все товары были в дефиците, и многие вещи выдавались по талончикам. Сыну нашего погибшего в Афганистане товарища не досталось шубки. Мы пришли к заведующему ОРСом и пытались добиться от него решения этой проблемы – разговаривали вежливо, но вместе с тем очень напористо, с абсолютной уверенностью в своей правоте. Но шубы для сироты он не выделил. А на следующий день меня, как руководителя объединения, пригласили на заседание бюро горкома, и этот человек заявил, что к нему приходили «афганцы» и требовали для себя машину. Для меня это был шок. И тогда мы пошли в газету, и появилась статья «Шубка для Виталика». После этого проблему решили.

Уверенность в своей правоте позволяла добиваться многого. Скажем, всем городом собирали средства на памятник – деньги приносили бабушки, школьники, трудовые коллективы. А потом вышел указ о запрете компартии, что аукнулось и на комсомоле. Собранные деньги лежали на счету горкома комсомола, и они пропали. Мы искали-искали, и выяснилось, что они переведены на счета города. Мы туда, а нам говорят – извините. И мы буквально затерроризировали мэра Бориса Колесникова. Вплоть до того, что я садился в его машину и ехал с ним, по дороге решая этот вопрос. Деньги нам вернули, и памятник «афганцам» в Ухте был установлен.

Чуть позже мы начали зарабатывать деньги, создали свои структуры. Андрей Дозморов (он сейчас проректор УГТУ) как-то подсчитал, что в период, когда наши дела шли хорошо, мы потратили около 700 тысяч долларов на помощь семьям нуждающихся «афганцев» и прочие важные и неотложные вещи.

Кстати, в те же годы мы пробили для семей «афганцев» квартиры, целый подъезд в многоквартирном доме. Это были абсолютно пустые коробки, даже без полов. Всю отделку в квартирах сделали созданные нами бригады.

– В 90-е годы афганские организации получили налоговые льготы, это дало простор для бизнеса, многие подались в коммерцию. И, к сожалению, не обошлось без криминальных разборок. Всем памятен взрыв на Котляковском кладбище у могилы председателя Фонда инвалидов войны в Афганистане Михаила Лиходея, когда погибло очень много людей...

– Должен сразу сказать: у нас тогда хватило ума или не хватило ресурсов, но мы как-то дистанцировались от льгот на продажу нефти, беспошлинного ввоза табака и алкоголя. Я бывал в Москве, когда обсуждались эти вопросы. Мы не особенно настаивали, и нам не особенно и предлагали. Регионы оказались в стороне от этих криминальных разборок, они происходили главным образом в Москве. Один раз мы обратились по поводу продажи нефти, нас не поддержали, сказали, что все делается централизованно, и мы больше туда не ходили. И тем самым избежали криминальных разборок, которые сотрясали столицу.

– Александр Борисович, многие из «афганцев» выбились в большие люди. Станислав Хахалкин, например, стал мэром Усинска. Вы стали советником Главы Коми. В чем ваша миссия на этом посту?

– Я курирую ветеранские организации. Еще одна моя функция – координация организаций патриотической направленности. Это и поисковики, и кадеты, и казаки, и клубы. Практически с самого начала мы начали серьезное внимание уделять патриотическому воспитанию. Например, в Ухте был создан клуб «Авангард», в котором занималось около 400 подростков. Мы тогда зарабатывали хорошие деньги и могли себе позволить содержать этот клуб. Очень многие ребята прошли через него. И сейчас патриотическое воспитание – одно из основных направлений нашей работы. Как известно, подготовленный солдат имеет больше шансов уцелеть на войне. Но и в мирное время подготовленному новобранцу в армии ничего не страшно.

Беседовала Галина БОБРАКОВА.

Фото Олега СИЗОНЕНКО и из архива Александра ПАСЕЧНИКА.

Мы были молоды и напористы. Для нас тогда не существовало авторитетов. Если надо было, мы приходили куда угодно, в чиновничьи кабинеты любого ранга, требовали и добивались своего.

 Архив рубрики