Ирина Земцова: "Искать - это счастливое свойство характера"

Создание книги многие писатели сравнивают с рождением ребенка: муки творчества, тревога ожидания, счастье первого прикосновения... У народного мастера России, заведующей кафедрой декоративно-прикладного искусства СГУ кандидата наук Ирины Земцовой пройден только первый этап. Ее по сути в своем роде единственная книга «Пижемская роспись», посвященная малоизученной теме, сделана пока только в виде макета и еще ждет своего издателя. А пока тревога ожидания скрашивается замечательными большими и маленькими победами мастера. Полгода назад, например, по приглашению Ирины Вениаминовны Сыктывкар с двухдневным визитом посетила известная польская художница Камила Куик, которая преподнесла в дар Национальной галерее две свои работы.

А на последней выставке «Мастер года» победительница Ирина Пушина во всеуслышание заявила, что считает Ирину Земцову одним из своих учителей. Помимо того, мастер и педагог Земцова ежегодно возглавляет жюри фестиваля детского изобразительного искусства «Синяя птица» и межрегионального фестиваля прикладного творчества «Душа Севера», которые проходят в Архангельской области, принимает самое активное участие в международных пленэрах, проходящих в живописных селах и городах Северо-Запада России и в странах Европы.

– Ирина Вениаминовна, десятки выпускников вашей кафедры на факультете искусств СГУ, равно как и некоторые сегодняшние признанные мастера, вправе назвать вас своим учителем. А кто помогал вам делать первые шаги? Благодаря кому вы вообще стали заниматься декоративно-прикладным искусством?

– Когда-то, еще почти в детстве, у меня возникло острое желание учиться искусству лаковой миниатюры в Палехском училище. Но не случилось. После окончания художественно-графического отделения педагогического колледжа я работала в народных художественных промыслах – художником росписи по дереву, но это был чисто исполнительский труд, в душе еще ничего по-настоящему не проснулось.

Потом меня пригласили преподавать роспись в сыктывкарское профессиональное училище № 22. Там судьба и свела меня с замечательным человеком, мастером Виктором Семеновичем Богачевым. Считаю, что мне очень и очень повезло столкнуться с такой глыбой... На знаковых людей, надо сказать, мне вообще по жизни везло.

Виктор Семенович был и высококлассным мастером-краснодеревщиком, и замечательным ювелиром. Благодаря его огромному человеческому обаянию, неординарности, ответственности и знанию дела, с которым он относился к своему ремеслу, очень многие признанные позже мастера именно в те годы полюбили декоративно-прикладное искусство. Обладая тихим голосом и громкой силой убеждения, он умел завлечь в свой стан: студия Богачева стала школой для многих.

– А где вы, как педагог, брали материалы по преподаванию традиционных росписей в Коми?

– Закономерный вопрос. Мне очень нужен был материал, когда я начала обучать росписи в училище № 22. И с этим же вопросом я обратилась к известному ученому, этнографу, специалисту в области изобразительного искусства и фольклора финно-угорских народов Любови Степановне Грибовой. Но она мне ответила: такого материала нет, вот вы его, дескать, «накопайте» сами, станьте счастливым обладателем и преподавайте. Любопытно, ведь это было тридцать лет назад...

Я приняла решение – искать. У меня есть такое счастливое свойство характера – выуживать новое, вытаскивать по крупицам... А пижемскую роспись я очень полюбила, почувствовала, что в ней есть какая-то тайна. У Любови Степановны в одной из работ, посвященной народному изобразительному искусству Коми, было сказано, что вот существует еще и самобытная усть-цилемская роспись, и все. Не особо помогли мне библиотечные, музейные фонды. Все, что там было, я переписала, зарисовала. В то время я училась в пединституте имени Герцена на художественно-графическом отделении, курсовую готовила по истории росписи коми.

Курсовая работа переросла в диплом, который я писала на кухне, можно сказать, на коленках, в то время у меня уже был маленький ребенок. Но главного я совершенно не понимала: а правильно ли я делаю? Работу я основывала на коллекции, которая была на предприятии НХП. Потом, кстати, с перестройкой эта шикарная коллекция исчезла, а по сути ее место было, как минимум, в Национальной галерее... А диплом я защитила на отлично, его даже рекомендовали к публикации.

– А как же пижемская роспись?

– Так уж вышло. Наверное, все-таки в чем-то Господь помогает... Это был почти счастливый случай. Мой руководитель Татьяна Ивановна Чеговец, зная мой интерес к пижемской росписи, предложила поработать в фондах музеев и библиотек Санкт-Петербурга, в том числе в Пушкинском Доме, где были рукописные книги из Усть-Цилемского собрания. Но заведующая отделом художественных ремесел – известный специалист Ирина Яковлевна Богусловская меня не пустила: мало ли вас, студентов, ходит... Я начала ей что-то горячо объяснять, и тут ко мне неожиданно подошла женщина, попросила подробно изложить свою просьбу, что я и сделала. А она в ответ: «Прошу, не останавливайтесь, говорите и говорите...» Оказывается, это она моим северным говором наслаждалась. И выяснилось, что эта милая женщина – Наталья Васильевна Тарановская, крупный исследователь в области всего народного искусства. И единственный специалист, занимавшийся пижемской росписью. Мы продолжили с ней общение по переписке.

– Если мы уж вспомнили об Ирине Яковлевне Богусловской, ответьте на такой вопрос. В одном из своих интервью, опубликованных в питерской прессе, она утверждала, что российские мастера за копейки насытили мир первоклассными произведениями народных промыслов, чем обесценили отношение к ним. За последнее десятилетие понимание народного искусства сведено к сувениру, что в корне неверно. Вы согласны с такой позицией?

– Абсолютно! Большая часть населения нашей страны не знает, что такое подлинное народное искусство, ассоциируют его с сувениром. В этом году в Вологде была большая конференция, наверное, впервые за 20 лет. На конференции поднимались вопросы состояния народного искусства России на современном этапе. Есть такой «мамонт» в этом вопросе – действительный член Российской академии художеств профессор Мария Александрова Некрасова, которая подготовила обращение к Президенту России. Это обращение было буквально пронизано болью за народное искусство, которое сегодня подменяется самодеятельностью, которое обесценено. В свое время директор Гжельского завода лично мне сетовал, что сегодня изделия «а-ля гжель» штампуются в подвалах, как китайские кроссовки, так же, как хохлома, как дымковская игрушка. Ужасно еще и то, что выпускники художественных училищ, в том числе и талантливые, которые могли бы встать у руля промыслов, не имея возможности заработать, также начинают гнать бессмысленную штамповку на продажу, принимая заказы по интернету.

– Судя по количеству литературы типа «Сделай сам», сегодня можно без труда овладеть и искусством гжели и хохломы...

– А кто лицензирует эту литературу? Выходит огромнейшее количество методичек, неизвестно для кого написанных, с грубейшими ошибками. Например, в одной из них я прочитала, что мезенская роспись наносится кистью. А мезенская и пижемская – это две единственные графические росписи: они наносятся исключительно пером.

Несколько лет назад одно предприятие по выпуску коробов в Вологде продавало берестяные короба зеленого цвета, выдавая эту дикость за северодвинскую роспись. За мезенскую роспись выдаются золотисто-черные рисунки, в то время как исторически эта роспись содержит только черный и красный цвета. Да что там... В Москве в художественном салоне возле Красной площади продаются матрешки с кудряшками Барби и глазами покемонов. А ведь матрешка – наш российский бренд...

– Значит, президентская инициатива не помогла сохранить промыслы?

– Закон не доработан, а главное – не поддержан ни в правовом, ни в экономическом отношении. В таких регионах, как Архангельская и Вологодская области, промысловики выживают за счет небольших центров народного творчества. В селе Ильинско-Подомское, например, в небольшом центре – 20 ткацких станов, на которых не дорожки ткутся, а браные полотна. Там же плетут изделия из лозы. И все в порядке, мастера работают, сотрудники музея занимаются исследовательской работой.

К сожалению, в нашем Союзе мастеров сегодня нет даже продуманной программы действия. Ведь кроме ежегодной выставки «Мастер года» нет вообще ничего. Да и уберите с выставки работы студентов университета и колледжа культуры – что останется? Очень многое зависит от личности. Были в свое время такие люди, как Генрих Козловский и Валентина Привалова, работали Семен Оверин, Михаил Кочев, были и программы, и на школу мастеров деньги находились.

– Вернемся к вашей персоне. Почему все же после института вы не занялись сразу научной деятельностью?

– Так сложилось, и теперь я понимаю, что все не напрасно. Мне предложили возглавить дом самодеятельных художников «Серпас», который однажды в одночасье стал «Домом Костенко», и научная работа была на какое-то время отброшена. На передний план вышла преподавательская работа и руководство «Серпасом».

– Которое, как известно, попортило вам немало крови. Сейчас уже эта «пуническая» война стала забываться, а тогда эта многолетняя история стала одной из любимых тем прессы. И в вашей судьбе, насколько мне известно, это все не прошло бесследно?

– Нет, борьба против человека, решившего прибрать к рукам то, что было построено целым коллективом, научила меня определенной осторожности. Научила не доверять безоговорочно всем подряд, а именно такой я была раньше. В этом противостоянии было много лжи, грязи, почти десять лет судов, прессинга, угроз, провокаций... Но все пошло на пользу, хотя в это и трудно поверить.

И еще вся эта история с «Серпасом» потом, когда я возглавила Союз мастеров, эта закалка и приобретенные знания помогли мне попросту спасти организацию. Был год, когда сложилась ситуация: бухгалтер союза исчезла с документами, начались какие-то арбитражные суды, и чтобы спасти Союз мастеров, вытащить из долгов, его надо было… ликвидировать. То есть юридически поменять название. Тогда это мало кто понял, меня даже называли ликвидатором. А ведь союз сохранился...

– А к научной деятельности вы вернулись уже в университете... Кстати, вы же еще и куклами занимались?

– Куклы – это отдельная история. В республике в то время никто этим направлением особо не занимался. И вот однажды, во время финно-угорского фестиваля, в «Серпасе» была выставка кукол финно-угорских народов. А от нашей республики ничего представлено не было. Одна ученая из Прибалтики меня спросила: а у вас что, на севере в старину не куклами играли девочки? Тогда я вспомнила, как делала куклы моя бабушка: крест-накрест палочки, потом ткань накручивала... Я начала искать материал по районам и очень многое нашла. Коллеги смеялись: «Земцова в куклы начала играть!» Но интерес вырос настолько, что, когда пришло время диссертации, я стояла перед выбором: северная роспись или куклы? Мне посоветовали все-таки остановиться на росписи. А куклы остались как хобби, на основе приобретенного материала, знаний я делаю свою, авторскую куклу в народных традициях.

– Вы подготовили книгу по пижемской росписи. Чем все-таки вас так привлекло это направление?

– В этой росписи – не только история, в ней проникновение культур – языческой и христианской. В этих зашифрованных символах – судьба, трагедия, традиции, достоинство, если хотите, целого народа.

– Открытие в университете отделения ДПИ – еще одна веха в вашей судьбе. Не тяжело было все начинать сначала? И как вам удается привлекать студентов на ваше отделение? Тем более непонятно, как потом будет складываться их карьера, ведь не все станут мастерами…

– Ужасно тяжело. Не раз возникало желание все бросить, очень хочется работать чисто творчески, заниматься исследовательской, а не организационной работой. Но я начинала с открытия этого отделения, значит, мне и продолжать. А студенты… Я уже говорила, что очень люблю искать. Благодаря поездкам по Северо-Западному региону, в частности по Кировской, Вологодской, Архангельской областям, где, как я уже говорила, существуют еще школы ремесел, а также благодаря межрегиональному конкурсу «Душа Севера» нам пока, к счастью, удается находить именно «наших» абитуриентов. Эти дети – из провинциальных северных сел и городов – совершенно не избалованы цивилизацией, они скромные, трудяги и во многих случаях лучше педагогов знают некоторые виды ремесел. А учиться здесь, прямо скажем, не сахар: компьютер не соткет полотно на стане, по интернету не изваять керамику… Они много работают руками, не говоря уже о том, что подо все надо подводить научную базу. Надеюсь, им все воздастся сторицей.

Марина ЩЕРБИНИНА.

Фото Дмитрия НАПАЛКОВА.

 Архив рубрики