Баночка мeда

/ Она спасла ребенка от тяжелой болезни, но обернулась для матери увольнением с работы

Екатерина Нахлупина с дочерью Альбиной. 1944 г.

Екатерина Нахлупина. 1942 г.

«Семейные тайны»

В начале нового года по традиции «Дым Отечества» приглашает своих читателей принять участие в новом конкурсе. Темой конкурса, который продлится весь нынешний год, стала семья. Ведь и 2008 год объявлен в нашей стране Годом семьи. Конкурс будет называться «Семейные тайны». Это название уже предполагает определенный ракурс, созвучный и с нашим историко-краеведческим приложением: погружение в прошлое, знакомство с коллизиями и историями, уходящими в минувшие дни. Без сомнения, в каждой семье есть свои секреты, связанные с драматическими и радостными страницами, повествующие о любопытных эпизодах, встречах, впечатлениях. Рассказов обо всем этом будем ждать от наших читателей, а самые интересные из писем и публикаций войдут в одну из новых книг «Дыма Отечества».

Новая рубрика в «Дыме Отечества» растревожила, разбередила мою душу. У каждой семьи есть свои тайны, страницы жизни, о которых знают только близкие люди, которые не поведаешь каждому встречному, поостережешься, постесняешься. Но рано или поздно все тайное становится явным. Наверное, в каждом человеке живет чувство быть услышанным, выслушанным, понятым. Исповедь о чем-то сокровенном как бы помогает свалить с сердца груз, ношу, которая после этого перестает быть уже столь тяжелой, драматичной.

Хочу рассказать о своей маме. Вернее, о ее великом самопожертвовании, любви. А также о том, какие испытания этим материнским чувствам уготовило время.

Моя мама Екатерина Яковлевна Фомина была родом из села Визинга Сысольского района. Как и большинство жителей нашего края, ее родители крестьянствовали, были неграмотными. Но все шестеро ее братьев и сестер смогли выбиться в люди, получить образование. Братья мамы достигли высоких постов в партийных и государственных органах. Один из них – Алексей – был в числе первых комсомольцев в Коми крае. Его комсомольский билет за номером 19 раньше экспонировался в республиканском краеведческом музее.

Мама в Визинге окончила школу второй ступени. В 1926 году вышла замуж за Александра Нахлупина. В 30-е годы супруги уехали на Урал, жили и работали в Нижнем Тагиле. Мама научилась хорошо печатать на пишущей машинке, и ее взяли работать в управление «Рудметаллторга». После возвращения на родину с 1938 года она трудилась в различных госучреждениях Сыктывкара. Сначала в исполкоме Коми АССР секретарем в приемной по жалобам, затем секретарем Председателя Совнаркома Коми АССР. По рассказам маминых знакомых, дело-производство она знала отлично, работала с удовольствием, никаких нареканий по выполнению обязанностей не получала.

С началом войны жизнь в нашей семье, как и в других, изменилась до неузнаваемости. Папу призвали на фронт. Мама получила новое назначение – инструктором в отдел гособеспечения Совнаркома. Несмотря на то что у нее были маленькие дети, ей без конца приходилось ездить в командировки. Мы с братом надолго оставались одни.

Говорят, что в трудные военные годы многие человеческие чувства притуплялись, каменели сердца и души. Зато сейчас все испытанное переживаешь снова и снова, уже не сдерживая слез. Столько времени ушло, а о пережитом вспоминать больно. В воспоминаниях о военном детстве чаще других перед глазами встает мама. В войну, как и других работников госучреждений, ее прикрепили к столовой, которая находилась в подвале двух-этажного деревянного дома на пересечении улиц Кирова и Орджоникидзе. Эту столовую жители города называли «обкомовской». Рацион в этой точке общественного питания в годы войны тоже был достаточно скудным, никаких разносолов ее посетители не отведывали. Мама свою ежедневную пайку каждый день делила со мной и братом. Только сейчас приходит осознание того, что из своего обеда ей самой почти ничего не оставалось. Но она не роптала, лишь тихо радовалась, что ее дети продержались еще один голодный день.

Несмотря ни на что, мои силы таяли. На очередном врачебном осмотре у меня нашли очаг чахотки. Какой главный рецепт медики предписывают при обнаружении этого недуга? Конечно, хорошее питание. Но где взять витамины и калории, когда гремит война, кругом царит голод?

Серьезная болезнь дочери никак не сказалась на мамином распорядке жизни. Ее снова и снова отправляли в командировки по республике. Однажды после очередного приезда домой она вынула из своей сумочки крохотную баночку с желтой вязкой массой. Бережно открыла крышку, дала мне понюхать. Сказала, что это мед, и в двух словах поведала, с каким превеликим трудом ей удалось купить его для больной дочери. Ложечки чудесного ароматного меда таяли у меня во рту, и я физически чувствовала, как во мне что-то оживает, приходят силы. Целебное снадобье и вправду дало быстрый эффект, я стала поправляться. Это же отражалось в маминых глазах: в них зажигались какие-то особенные искорки, а губы все чаще складывались в улыбку.

И тут как гром среди ясного неба: маму по распоряжению секретаря горкома партии уволили с работы. Выгнали с работы лишь за то, что она достала для больной дочери баночку меда. Понятно, что мед был дефицитным в то время продуктом. Но ведь мама достала его чуть-чуть, и только для единственной больной дочери. Не учли ни того, что ее муж находится на фронте, ни того, что она одна поднимает двоих детей, без всяких выходных и нареканий много лет трудится на ответственной работе. Позже в случившемся меня больше всего удивило, поразило, ошеломило то, что приказ о мамином увольнении подписала женщина, тоже мать.

После увольнения маму, не отличающуюся крепким здоровьем, отправили работать на колхозные поля. Эти поля простирались в микрорайоне Лесозавод. Недолго смогла там продержаться голодная, изможденная женщина. Она так ослабла, что руководство колхоза списало ее. Но надо было жить, поднимать детей, зарабатывать им на еду. Тогда мама устроилась в пожарное депо. Там тоже царила напряженка, надо было дежурить круглыми сутками. Пожары в городе случались часто, в пожарке все время царили шум, грохот. Мама старалась не травмировать нас, говорила, чтобы мы не приходили на ее работу. Однажды я все же ослушалась, пришла к ней. И пожалела. Завыли сирены, откуда-то сверху по деревянному бревну стали съезжать вниз пожарные, опрометью выбегали на улицу, мчались на пожар. Я сидела съежившись, чувствовала, как быстро-быстро стучит мое сердечко. Тогда же решила в это жуткое место больше никогда не приходить.

Мизерная зарплата мамы не позволяла нашей семье сводить концы с концами. Мамина норма – 300 граммов тяжелого, пеклеванного хлеба плюс два двухсотграммовых антрацитовых кусочка величиной с детские кулачки. Это был дневной рацион еды. Животы сводило от голода, и мы, дети, уходили на луга возле местечка Сидорполой. Здесь, к нашей радости, простиралось густое разнотравье, и мы в подолы своих платьиц собирали щавель, кашку, крапиву, лебеду. Вечером, придя с работы, мама варила из этой зелени суп. Заправляла ее гнилой картошкой, которую мы тоже где-нибудь подбирали. Этим варевом мы обманывали свои урчащие животики и укладывались спать.

Как сейчас, помню один из военных дней, когда мама попросила меня выкупить по карточкам причитающийся нашей семье хлеб. В войну мы повзрослели рано, выстоять очередь за хлебом было едва ли не самым приятным в череде других житейских хлопот. Помню, как прибежала домой, зажав в руке нашу дневную пайку. Взяла в руки чайник, пошла к маме на работу. Мама перед уходом сказала, что в чайник купим квас и где-нибудь вместе пообедаем. Бидончиков у нас тогда не было. Вот я спешу к маме с чайником в руках. И незаметно для себя отщипываю от хлебной пайки щепотку за щепоткой. Хлеб – самое вкусное лакомство, его хочется больше всего. Наконец я у цели, возле маминой работы. И тут краска стыда заливает не только мое лицо, но, кажется, и все тело. Хлеба почти нет, осталась лишь тонкая корочка. Я казню себя как только могу, мучаюсь, волнуюсь. Выходит мама, видит мое состояние и зажатую в руках корочку. Она понимает меня без всяких объяснений и слов. Обнимает, мы обе плачем. «Скоро кончится война, и ты обязательно наешься досыта, вдоволь», – успокаивает она меня. От этих слов я перестаю плакать и немного приободряюсь.

Мама прожила большую, достойную жизнь. Еще шла война, а ее уже приняли работать заведующей секретариатом Базы академии наук в Сыктывкаре. Потом она трудилась инспектором в Госбанке. Отсюда и ушла на пенсию. Вернулся с фронта отец. Правда, военные невзгоды и тревоги не дали ему прожить сполна.

А я 40 лет проработала воспитательницей в детском саду. Не знаю, быть может, на выбор этой профессии в какой-то мере повлияло трудное военное детство. Во всяком случае, всегда жалела и продолжаю жалеть детей. В детском саду перед праздником Победы своим воспитанникам каждый год я рассказывала о своем детстве. Приводила в пример и то, как однажды оставила без хлеба нашу семью. Дети очень внимательно слушали меня, затихали, а потом принимались расспрашивать. Я после этого всегда на несколько минут уединялась в каком-нибудь закутке и вытирала набежавшие на глаза слезы.

Такая вот грустная история из самой радостной поры – детства.

Альбина ПЫСТИНА.

г.Сыктывкар

ТАКЖЕ В РУБРИКЕ

№35 (3709) - 26 февраля 2008 года