| Дым Отечества |
26 февраля 2008 года |
"Если будет случай, вспомяни меня"/ 70 лет назад на Кирпичном заводе под Воркутой были расстреляны 447 политических заключенных
В январе этого года в Сыктывкаре прошла одиннадцатая республиканская конференция участников туристско-краеведческого движения «Отечество». Школьники из 18 городов и районов представили на ней свои исследования о разных страницах прошлого Коми края. Многие выступления юных историков вызвали неподдельный интерес и удивление взрослого жюри новизной темы, скрупулезностью собранных фактов, актуальностью поднятых проблем. Более десяти работ школьников уже отосланы в Москву, где будут участвовать в заключительном этапе всероссийской конференции «Отечество». По сложившейся традиции самые интересные работы мы публикуем на страницах нашего приложения. Тридцатого июля 1937 года НКВД СССР был принят к исполнению приказ за номером 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». Он подразумевал «репрессирование» 269 тысяч человек, в том числе 76 тысяч – по расстрельной статье. Но эти квоты в результате самой масштабной в нашей стране акции по лишению жизни соотечественников были с лихвой «перевыполнены»: по приказу за № 00447 расстреляны и отправлены в лагеря более 600 тысяч человек. Большинство из них погибли. Самые печальные последствия этот приказ имел для узников ухто-печорских лагерей. А одним из самых страшных мест на карте Коми республики с этого времени стал Кирпичный завод возле Воркуты. Здесь в 1938 году было расстреляно 447 политических заключенных. За последнее время о трагических событиях на Кирпичном рассказано в нескольких публикациях и книгах. Однако то, что сведения о расстрелах долгое время лежали под спудом, их нельзя было разглашать, сделало невозможным в полной мере раскрыть личности людей, расстрелянных по «политической окраске». Кто же они, жертвы большого террора, чьи следы пребывания на этом свете потерялись в окрестностях Воркуты? За полярным кругом, В стороне глухой, Черные, как уголь, Ночи над землей. Волчий голос ветра Не дает уснуть, Хоть бы луч рассвета В эту мглу и жуть. ...За полярным кругом Счастья, друг мой, нет. Лютой снежной вьюгой Замело мой след. Ты не жди, не мучай, Не томи себя. Если будет случай, Вспомяни меня. Это строчки из стихотворения Льва Драновского, одного из расстрелянных на Кирпичном. Имя рабочего-наборщика и журналиста, уроженца Киевской области, вошло в историю лагерной Воркуты. Именно он стал автором гимна «За полярным кругом», который в конце 30-40-х годов был очень популярным в Воркуте. (Строчки из него приведены выше.) Из воспоминаний бывших узников Воркутлага можно составить некоторое представление об этом человеке. Маленький, щупленький, в поношенном старом пальто или шинели. Ходил, опираясь на палочку. Очень легко, экс-промтом сочинял пародии на любые стихи. Ночью по палатке расхаживал с тетрадкой за пазухой и карандашом в руке. Он лишь ненадолго вынимал тетрадку и, быстро записав туда что-то, принимался разогревать озябшие пальцы. В год расстрела на Кирпичном этому талантливому человеку шел 39 год. Стоит заметить, что расстрелу на Кирпичном в 1938 году как раз подверглись люди, находящиеся в самом расцвете сил: от 30 до 39 лет. Едва ли не самым старшим по возрасту был Захар Михайлов-Шофман – ему исполнилось 58 лет. Приговор в отношении осужденных на расстрел приводили в исполнение в несколько этапов. Самый большой расстрельный список датирован 30 марта 1938 года – в него вошли 351 человек. Так вот, самым молодым из приговоренных в этот день – Виктору Бажанову (Божанову) и Борису Набатову было всего по 20 лет. Расстреляны в этот день были и 17 женщин. Что же такого сверхопасного для государства смогли совершить 23-летняя Анна Волховская, 25-летняя Софья Гуровская, 26-летняя Елена Меерсон, 27-летняя Ольга Бурлей? Еще одной жертве из этого расстрельного списка Марии Ковалевской-Жилинской исполнился всего 21 год. Самыми старшими из женщин были Прасковья Кунина и Фаня Радомысленская: обеим по 45 лет. Друзьям по этапам Прасковья Григорьевна запомнилась «исключительной мягкостью и ненавязчивой заботой о людях. Она была соткана из нежной человеческой пряжи». Фаня Радомысленская – сестра оппонента Сталина, известного в России политического деятеля Григория Зиновьева. Именно он в 1935 и 1936 годах стал главным обвиняемым на знаменитых в СССР показательных судебных процессах. Его сестра к политическим баталиям не имела никакого отношения, работала в ленинградском институте профзаболеваний. Арестовали, сослали в Сибирь и их отца, несмотря на то, что он страдал старческим слабоумием. При аресте Фани Ароновны забрали в детский дом ее 12-летнего сына. Эту разлуку мать переживала очень тяжело. «Она была угнетена, угрюма, – вспоминал впоследствии ее знакомый по лагерям Н.Глазов. – Раз я ее застал за столом читающей письмо сына из детского дома НКВД. На ее глазах были слезы. На мой вопрос, что ее расстроило, она ответила, что сын спрашивает, как могло случиться, что она стала врагом народа». В заключении Радомыслен-ская работала врачом в стационаре инвалидного лагпункта, располагавшегося на территории Кылтовского Крестовоздвиженского женского монастыря, затем – в Чибью. Со свойственными ей наивностью и оптимизмом считала, что и в Воркуту ее везут для дальнейшей работы. Но здесь ей был уготован Кирпичный. Врачом, заведующей вторым терапевтическим отделением в сангородке в Чибью была и Александра Рыжкова. Ее арестовали за то, что вместе с подругой пошла провожать арестованного мужа подруги. Упоминавшийся уже Н.Глазов писал о ней: «Верит всему хорошему и красивому, что пишут в газетах и передают по радио. В соответствии с этим же наивно ее поведение и реакция на все. Однажды, будучи свидетелем того, как охранник заставил отойти заключенного мужчину в сторону, в лес, и застрелил его якобы при попытке к бегству, она вместе с другими женщинами написала протест против такого произвола». За организацию этого «группового протеста» Рыжкова и была расстреляна. Мария Митрофановна Советкина до заключения работала бухгалтером в Промсоюзе. До водворения в северные лагеря она уже отбывала сроки в лагерях и ссылках. В Ухтпечлаг ее привезли вместе с мужем Федором Дингельштендом, бывшим преподавателем истории в московском институте имени Крупской, и с сыном Николаем. Мать и сына расстреляли на Кирпичном в один день – 30 марта 1938 года. На Кирпичном в одно время оборвалась жизнь и других близких родственников. Упоминавшаяся уже Прасковья Кунина доводилась женой одному из братьев Косиоров. Эта фамилия в СССР была на слуху благодаря Станиславу Косиору, генеральному секретарю ЦК партии Украины, заместителю Председателя Сов-наркома СССР. Он был расстрелян в 1938 году. В том же году под Воркутой встретил свою смерть его брат Владимир Косиор. В Гражданскую войну он служил начальником политотдела и членом Реввоенсовета 12-й армии.
В 20-е годы на партийных съездах и конференциях выступал против режима, навязываемого Сталиным. С 1936 года отбывал наказание в Ухтпечлаге, работал счетоводом, подвозил уголь к котлам. По воспоминаниям, он до конца боролся за свои убеждения, против сталинского произвола. Среди расстрелянных на Кирпичном заводе – люди 20 национальностей. Иван Панайотти (Понайотти) – грек, по специальности экономист. Прокофий Мампорий (Мампория) – грузин, гидротехник... «Со многими товарищами простились навсегда, – писала бывшая узница воркутинских лагерей Адда Войтоловская. – Среди них Ваграм. Он оброс ледяной коркой на бровях, бороде и ресницах, на щеках лед застыл, как горох, как мелкие оспины, как слезы. Печальный, печальный... Окрик бойца охраны – и Ваграм уже шагает по тропке на северо-восток в цепочке, теряясь в саване снегов и пространств... Он работал бригадиром на шахте и на погрузке. О его бригаде говорили: «Бригада Безазьяна работает без изъяна... Голос его звучит как живой – мягкий и сильный». Добавлю, что Ваграм Базазьян был армянином, уроженцем турецкого города Ван. Остались воспоминания и об Ароне Блюме, тоже расстрелянном на Кирпичном. «Блюм хорошо знал французских просветителей, часами мог излагать того или иного философа, цитируя на память Руссо, которого любил... Блюм и без упрямых доказательств всегда оставался человеком твердым, с чистыми душевными устремлениями». В мемуарах Михаила Байтальского остался запечатленным образ Ивана Дейнеко (Дейнека): «Студент из Харькова. Милый, сердечный, тихий парень. Придя с работы, тут же брался за книгу. Может, кроме меня никто и не помнит этого молчаливого юношу, имевшего мужество говорить (когда уж он заговорит) то, что думает». Еще несколько штрихов к портретам жертв Кирпичного. «Баян Константинович Мальцев – большевик ленинских времен, ближайший друг Смилги, ярый противник Сталина и его окружения». Игорь Моисеевич Познанский – «бывший секретарь Троцкого, подвергался особо жестоким пыткам». Виктор Борисович Эльцын: «Энергичный, веселый, полный сил. Вся семья – революционеры. Отец – старый подпольщик. Сестра, братья – все погибли. Ничего не стоило истребить целую семью, где так прекрасно пылал костер революционных дел и теорий». Елена Борисовна Меерсон: «Совсем молоденькая, неопытная, светлоглазая, пушистоволосая...» Из 524 человек, расстрелянных на Кирпичном, 447 были «политическими». Такого количества людей, уничтоженных за инакомыслие, в истории Коми больше не случалось. «Убийство одного человека – трагедия, убийство многих – статистика». Эта работа – попытка за сухой «статистикой» увидеть лица людей, прояснить их судьбу, расширить горизонты нашего познания о трагическом прошлом нашего края. Екатерина САВЧЕНКО, учащаяся 10 класса школы № 35, г.Воркута. Научные руководители: О.А.Гудованный и Е.А.Колыгина. |
Несгибаемый / Выдающийся русский ученый Георгий Стадников не изменил своим привычкам даже за 17 лет заключения в воркутинском Речлаге
