| Дым Отечества |
26 января 2008 года |
"Если б ты была немножечко поближе..."/ Эпистолярное наследие поэта Марка Соболя и питерского музыканта Златы Крыловой хранится в Корткеросе
Вероника Касько
Марк Соболь
Злата Крылова
«Семейные тайны» В начале нового года по традиции «Дым Отечества» приглашает своих читателей принять участие в новом конкурсе. Темой конкурса, который продлится весь нынешний год, стала семья. Ведь и 2008 год объявлен в нашей стране Годом семьи. Конкурс будет называться «Семейные тайны». Это название уже предполагает определенный ракурс, созвучный и с нашим историко-краеведческим приложением: погружение в прошлое, знакомство
с коллизиями и историями, уходящими в минувшие дни. Без сомнения, в каждой семье есть свои секреты, связанные с драматическими и радостными страницами, повествующие о любопытных эпизодах, встречах, впечатлениях. Рассказов обо всем этом будем ждать от наших читателей, а самые интересные из писем и публикаций войдут в одну из новых книг «Дыма Отечества». Эту историю я услышала в селе Корткерос. Вернее, в одном из новых домов на его окраине, где живет семья питерцев, поменявших родной город на ставшее не менее родным коми село. О судьбе семьи Касько мы подробно рассказывали в одной из публикаций «Дыма Отечества» за 2005 год. Но, как всегда, «за бортом» рассказа осталось множество интересных эпизодов из жизни предков Вероники Евгеньевны Касько, хозяйки корткеросского дома. При недавней встрече она поделилась еще одной удивительной историей, связанной с ее матерью Златой Львовной Крыловой (Гордон). По признанию Вероники Касько, она и сама недавно узнала об этом, разбирая семейные архивы, оставшиеся после смерти матери. Находок, обнаруженных в ворохе бумаг, было три: два письма и стихотворение. Письма были адресованы матери Вероники Евгеньевны. Оба начинались с теплого, ласкательного приветствия: «Золотуля!» и датировались 1949 годом. А на листочке в линейку, уже сильно потрескавшемся на сгибах, где «разбежались» стихотворные строчки, стояла дата – 2 апреля 1941 года. Рифмованные строчки предваряло небольшое предисловие: «Это стихотворение написано вечером 2 апреля 1941 года, когда я должен был идти разговаривать с начальником милиции после его угрозы арестовать меня». Судьба моя! Она вела в какие Суровые, тяжелые бои, где положили головы лихие сильнейшие товарищи мои... А я и в холод не терял улыбки, и в голод – пел, надеялся и жил, посмеиваясь, совершал ошибки и проходил спокойно рубежи... ...Прощай, прощай, прощай... Не помни лихом, прости за то, что проиграл игру, прости за то, что жизнь не прожил тихо и не спросясь бессовестно умру. И под письмами, и под стихами стояла фамилия – Соболь. После прочтения этих строк из глубин памяти Вероники Касько и всплыл поэт, который когда-то давно дружил с ее мамой. Звали его Марк, или Марик, как он подписывался в письмах и как изредка упоминала его Злата Львовна. К сожалению, в детали знакомства и дружбы с ним она свою дочь не посвятила. Видимо, посчитала ненужным или неважным, а может, попросту не хватило времени. На книжной полке, наверное, тоже неслучайно отыскался и сборник мемуаров Марка Соболя. Он вышел в Москве в 1987 году. Многим, особенно нынешним 40-60-летним россиянам, а также людям более старшего поколения это имя было хорошо известно. Большую популярность когда-то имели фронтовые стихи Марка Соболя. Сразу после войны, которую он прошел, что называется, от звонка до звонка, в 1946 году, увидел свет первый сборник его стихов. Широкую известность получила «Песня Бена» из кинофильма «Последний дюйм», слова к которой написал Соболь, а также песенка «Все будет хорошо», которую сегодня преподносят с определением «еврейская народная». Именно этот человек и оказался связан с семьей Вероники Касько. Причем, судя по письмам и стихам, к ее матери он обращался в самые трудные периоды своей жизни, на пороге войны, ареста, мучительных сомнений, связанных с жизненными неудачами, катаклизмами. Марк Соболь отнесен к «глашатаям социализма». В это время многотысячными тиражами выходили из печати книги его стихов, он без устали ездил по стране, выступал перед трудящимися. Был «облагодетельствован» наградами, званиями. А тут в письмах и в стихотворении звучат растерянность и даже обреченность. «Скучно и трудно», – делится он в письме к Золотуле. В другом признается: «В дни борьбы с космополитами мне изволили вернуть рукопись для доделки и исправлений... Давно ничего не печатал... Я, наверное, пишу нелепо и вразброд, но что ты хочешь от отчаянно уставшего человека?.. Скоро я, вероятно, двину куда-нибудь странствовать – характер у меня бродяжий, и на месте я не выдерживаю. Если бы ты была поближе немножечко, отправился бы к тебе на свидание». Кое-какие детали из своей напряженной «бродяжьей» жизни Марк Андреевич сумел рассказать в своей единственной прозаической книге «От вашего собеседника». Именно этот небольшой томик в мягкой обложке и обнаружила Вероника Евгеньевна у себя дома. Книга вышла в то время, которое сейчас часто называют «зарей перестройки». Шквал громких, сенсационных публикаций, открывающих страницы трагического прошлого нашей страны, последовал чуть позже. Но уже в этой книге Марк Соболь сумел кое-что рассказать о выпавших на его долю испытаниях, о нелегкой судьбе своих собратьев-поэтов. Даже вскользь, пунктиром обмолвился о своем аресте. Ну а о том, что в 1934 году был осужден особым совещанием за антисоветскую агитацию и пропаганду, а срок отбывал в печально знаменитых Темниковских лагерях, конечно, умолчал. А может, подробности вымарали литературные цензоры? Книгу воспоминаний Марка Соболя дочь его подруги Златы – Вероника Касько читала с особым интересом. Ведь все, о чем рассказывалось на ее страницах, имело пусть и не прямое, но опосредованное отношение к ее маме, а значит и к ней. Книга отличалась от многих мемуаров, вышедших в советскую эпоху, особой интонацией – искренностью, пронзительностью. И была лишена пафоса, столь свойственного многим советским литераторам. Самые трогательные и любопытные страницы в книге посвящены войне. Можно привести любой включенный в нее эпизод, и все будет прочитано запоем. Вот, к примеру, забавная история, свидетелем которой на фронте был сам Соболь и которую он подвел под тему «Нравственное превосходство советского воина». В 1944 году, в раннюю весну, передовая проходила по залитому талой водой болоту. На двух сухих островках среди него, метрах в двухстах, несли боевое охранение наши и немцы. По утрам наши ребята делили продовольственный паек. Один отворачивался, второй выдавал разложенные на порции сухари, концентрат и сахар по указаниям первого. «Кому?» – спрашивал раздатчик. «Иванову!» – кричал отвернувшийся. Сначала гитлеровцев, которые все отлично слышали, это ужасно веселило. Каждое утро с немецкой точностью их островок откликался: «Рус, кому?!», и раздавался хохот. Так продолжалось несколько дней. Правда, по прошествии времени с немецкой стороны стали отзываться как-то нестройно, без смеха, скорее просто по привычке. А наши, умалчивая о полном отсутствии еды и курева, каждый раз по утрам с точностью проделывали процедуру раздачи. И вот однажды утром, когда рассеялся туман, советские солдаты разглядели белый флаг: солдатскую рубашку, привязанную к лопате. С превеликим трудом нащупав проход между остров-ками, гитлеровцы явились просить перемирие, курева и еды. В ответ на это наши потребовали безоговорочной капитуляции. «На мою долю не выпало счастья пожать руку кому-либо из классиков, – признавался в своих мемуарах Марк Соболь. – Нет, вру, только это были не встречи, а скорее видения. Меня, школьника, обнимал за плечи Горький. Мне, рабфаковцу, оглохшему от волнения, что-то говорил Константин Сергеевич Станиславский...» На страницах книги – щедрые россыпи знаменитых имен. Пусть не классиков, но известных всей стране современников поэта. Ни Марк Соболь, ни его петербургская пассия Злата Крылова (Гордон) даже в самых смелых мечтах, конечно, не могли предугадать, что их судьба переплетется с Республикой Коми, о которой в мемуарах имеется-таки одно упоминание. Поэт пишет (видимо, грядущая оттепель конца 80 – начала 90-х годов уже наступала безвозвратно) о своем друге и большом поэте Ярославе Смелякове, который был арестован, а местом его заключения на несколько лет сделался приполярный город Инта. «Он имел право сказать от первого лица: ...Железо и камень тесал, и сам я от этой работы железным и каменным стал», – пишет в книге о нем Соболь. Трогательно описывает, как Ярослав после интинского срока возвращался в Москву. На перрон скопом пришли товарищи. Поэт Марк Лисянский хлопнул себя по лбу: «Черт, не догадались, надо было перехватить поезд за две-три остановки, а то приедет в чем был». Когда в дверях вагона показался Смеляков, все отметили, что он элегантно одет, при шляпе и галстуке. Всей гурьбой ушли с ним, вагон опустел. Соболь почему-то задержался на перроне. И увидел, как бочком-бочком, осторожно оглядываясь, из вагона выходит поэт Михаил Луконин. Его осенило: ведь это его пальто было на Ярославе. Вот кто, значит, раньше всех учуял первейшую необходимость, преобразил вчерашнего заключенного в свободного гражданина. Злата Львовна Крылова – музыкантша, представительница известной петербургской семьи, связанной с науками и искусством, тоже, можно сказать, случайно оказалась в Коми. Правда, уже в другое время, при других обстоятельствах. Сюда приехал строить мосты ее зять, муж дочери Вероники. Однажды и она рискнула поехать на край земли, посмотреть, что такое Корткерос. И почему это село ее дочь не хочет поменять даже на Ленинград. Сразу же после приезда была заворожена простодушием здешних людей и прекрасной природой. Сначала приезжала ненадолго, а однажды погостила – и осталась. Здесь же, на корткеросском кладбище, нашла последний приют. Так в этом селе и остались свидетельства ее интересной, богатой на встречи и чувства жизни. В том числе – эпистолярное наследие, донесшее фонтаны и брызги страстей, волнений, желаний. «Эх, Золотуля, ничего, видимо, не попишешь – быть тебе за генералом. А я – с цветами на свадьбу и все прочее... Ты не сердись, я просто хочу, чтобы ты улыбнулась...» Эти строчки тоже принадлежат ее другу и адресанту Марку Соболю. Анна СИВКОВА. Корткеросский район |
Данте нашего времени 
