Дым Отечества |
30 октября 2010 года |
Не железная, а живая/ Невзгоды и лишения и военных, и мирных лет Мария Ильчукова выдержала стоически
Мария Елфимова на фронте. 1943 г.
Мария Сергеевна с подругой-фронтовичкой Марией Щукиной. 2005 г.
По сложившейся традиции на этой странице «Дыма Отечества» публикуются материалы, темы для которых подсказаны нашими читателями или написаны ими. Ломать голову над тем, чему будет посвящена новая серия публикаций под рубрикой «Читатель – газета» в 2010 году, долго не пришлось. Нынешний год в нашей стране проходит под знаком 65-летия Победы в Великой Отечественной войне. В победном 1945 году тех, кого называли фронтовиками, ветеранами войны, в СССР насчитывалось более 20 миллионов. Всего около миллиона солдат-победителей смогли перешагнуть в новое столетие и тысячелетие. А сейчас, еще десять лет спустя, их и того меньше. Уходит время, уходят из жизни фронтовики. В нынешний юбилейный год со дня Победы, наверное, есть смысл расспросить каждого из участников Великой Отечественной, рассказать о каждом из тех, кто живет рядом с нами. В течение всего года в новой рубрике газеты «Они сражались за Родину» мы будем публиковать рассказы о людях, с оружием в руках приближавших Победу. Из уст ветеранов войны надеемся услышать не только подробности их жизненного и боевого пути, но и о самых памятных, драматичных, трагичных эпизодах Второй мировой войны. Все то, что сопутствовало войне, стало ее неотъемлемой частью, закаляло характер бойцов, вымостило дорогу к Победе. Фронтовичка Мария Сергеевна Ильчукова в будущем году готовится отметить свое 90-летие. «Никак не пойму, за что Всевышний долголетием наградил. И как еще силы для жизни остаются после всего пережитого, выстраданного». Смахнув набежавшие на глаза слезы, признается: «Всякого перевидела, через многое за свою жизнь прошла. Но страшнее и горше войны ничего нет». В первый призыв Больше полувека Мария Сергеевна живет в селе Корткерос. Окна просторной, чистой квартиры выходят на Вычегду, лес, простирающийся на ее берегах. Там, за зеленовато-синими далями, стоит село Маджа. Все годы, пока могла, навещала она свою родину, залечивая там раны, находя душевный покой. «Сейчас остается только в окно смотреть да вспоминать», – вздыхает пожилая женщина. Воспоминания снова и снова приводят в Маджу. Детство, отрочество... После открытия в Сыктывкаре медицинского техникума пошла в город, стала учиться на медсестру. В 1940 году получила диплом и профессию. Чуть больше года и успела поработать в городской больнице. Уже четыре дня спустя после начала войны ее мобилизовали на фронт. До отправки еще успела наведаться в Маджу, увидеться с мамой, с сестрами и братьями. Отца похоронили незадолго до начала войны, он умер в расцвете лет от менингита. Последней эта встреча оказалась и с братом Дмитрием, на войне он пропал без вести. И вот уже отчаливает от сыктывкарской пристани набитый до отказа пароход. Впереди – неизвестность, которая для Марии Елфимовой по мере продвижения приобретает тревожные контуры городов, больших и малых. Котлас, Киров, Горький, Москва... Ее зачисляют в одну из санчастей Второй ударной армии, которая сдерживает натиск противника под Ленинградом. «Выдали экипировку. Вся одежда – мужская, – рассказывает Мария Сергеевна. – И бросили из полымя в огонь. Даже рассказать нечего, один кромешный ад. Хорошо было одно то, что нас, женщин, которых в нашей санчасти было немного, на передовую не каждый день отправляли. Чередовали: один день раненых с поля боя вытаскиваешь, другой – на кухне помогаешь, в третий – в санчасти дежуришь». Медицинская помощь привычно ассоциируется с белым цветом халатов, бинтов... На войне его полностью поглотили черный и красный. На линиях обороны непролазная грязь, темное месиво от следов тысяч ног, гусениц танков, колес всевозможных повозок. И кровь рекой. И так изо дня в день. «Спрашивают иногда, было ли страшно? – задается вопросом пожилая собеседница. – Верьте или нет – не могу припомнить. Хотя наверняка боялась. Но если изо дня в день в течение почти двух лет повторялось одно и то же, то, видимо, уже привычка какая-то выработалась. Страх притупился. А вот чего помню, так это то, как мерзли. Две первые военные зимы под Ленинградом выдались очень холодными, ветер пронизывал даже сквозь полушубки. А ноги в валенках не просыхали неделями. Еще всеми прожилками до сих пор чувствую тяжесть раненых солдат, которых с поля боя тащила на себе. Да и как забудешь, если грыжу себе тогда заработала». Любанская операция Марии Елфимовой здесь же, под Ленинградом, суждено было стать участницей печально знаменитой Любанской операции. Ее целью стал прорыв блокады Ленинграда. Операция началась в январе 1942 года. Но из-за стратегических недоработок наступление развивалось медленно, бои приняли затяжной характер, а затем продвижение вперед и вовсе захлебнулось. Причиной пробуксовки стало отсутствие необходимых резервов – танков, самоходных орудий, боеприпасов. Этим воспользовалось командование фашистских войск, сумевшее соединить несколько группировок и окружить часть наших войск. Ценой неимоверных усилий в июле 1942 года некоторым группам советских солдат и командиров удалось выбраться из окружения. А участь командующего Второй ударной армией генерала Власова, попавшего в это окружение, всем известна – он сдался в плен. Из сомкнувшегося вражеского кольца не сумели выбраться и около десяти тысяч советских бойцов. Таков результат Любанской операции. О трагическом конце этой операции Мария Елфимова узнала только после войны. Тогда же услышала и о том, что обе девушки, служившие с ней в санчасти, ее подруги Валентина Громова и Анна Сенькина, погибли. На начальном этапе этой кровопролитной операции участвовала и сама. Вот уж когда перед каждым боем прощалась с жизнью! Намеченное командованием наступление захлебнулось с первых же шагов. Кровавая мясорубка «перелопатила» в некоторых соединениях до 80 процентов «живой силы». Марии Сергеевне особо запало в память взятие ледяных берегов какой-то речки. Фашисты, пользуясь морозной погодой, облили крутые берега водой. Мороз сковал их, сделав практически неприступными. Захлебывались атака за атакой. Санинструкторы не успевали доставлять в санчасть раненых, вся территория до берега – сплошные серо-бурые покрывала из тел убитых. Зацепиться за ледяной плацдарм удалось лишь с помощью добытых где-то крюков. Мария получила ранение обеих ног. К счастью, пуля кости не задела. А раз так, то и госпиталь для лечения ей не полагался. Перевязки девушка каждое утро делала себе сама. Из-за ранения несколько дней не отправляли на передний край. Но и в санчасти дел было хоть отбавляй. Привычным движением разрезала на раненых пропитанную кровью амуницию, обрабатывала раны. Еще грела воду, куда добавляла несколько граммов спирта. Бочонок, наполненный спиртом, в санчасти никогда не пустовал, добавлять спирт в горячий чай, которым отпаивали вытащенных с поля боя раненых, прописывалось даже в инструкции. Однажды разведчики доставили сюда «языка», молодого рыжеволосого «фрица». Он был ранен, из руки сочилась кровь. Увидев это, Мария с бинтом и йодом подбежала к нему, стала перевязывать. Только закончила, как пришел кто-то из комсостава, строго выговорил: «Зачем своевольничаешь? Кто приказал перевязку делать?» Мария стушевалась, а тот отчеканил: «Без приказа никогда ничего не предпринимай» и велел увести пленного. Фронтовая жена Единственный раз за два года на фронте Мария встретилась с земляком. В одном из раненых санинструктор случайно, по акценту, распознала уроженца Коми края. Модест Сивергин был родом из Пажги. В это время и сама Мария оказалась в госпитале, ее бил озноб, сотрясал кашель. Врачебный консилиум вынес вердикт: туберкулез. Сказали, что отправляют домой, на излечение. Узнав об этом, Сивергин написал большое письмо своей матери и сестрам в Пажгу, попросил Марию передать его родным. Как будто чувствовал, что с родиной больше не увидится. Как позже узнала девушка, так оно и случилось. После выздоровления Модест Сивергин вновь встал в строй, а вскоре погиб. А его письмо Мария после приезда в Сыктывкар с оказией переслала по назначению. Перед лицом смертельной опасности чувства не только притупляются, но и оголяются, обнажаются. В рассказах Марии Сергеевны ни разу не прозвучало слово «любовь». Хотя именно на фронте оно впервые пронзило ее, оставив в сердце глубокий след. Вернее, шрам, еще долго не заживавший, кровоточащий. Старшина медицинской службы Мария Елфимова и строевой командир Михаил Гринев встретились на одном из военных путей-перепутий. И сразу же, моментально, прониклись взаимной симпатией. Вокруг клокотала война, сея ужас и страх. А у них словно крылья за плечами выросли. В одну из встреч Михаил повез Марию в родное село, находившееся недалеко от линии фронта, познакомил с мамой. Командиру полка отнесли заявление, что желают быть вместе. Тот понимающе закивал, сказал, что благословляет их союз. В фронтовых условиях это напутствие и заменяло церемонию бракосочетания. Всего два месяца выпало Марии быть на фронте женой. Михаил Гринев погиб. На войне все делается второпях, в спешке. Так же спешно похоронили мужа. Возле его могилы Марию вновь охватило исступление, бесчувствие. Казалось, что ничего светлого, радостного на ее пути уже не встретится. Не знала, что радость и свет уже зажглись, они спрятаны в ней самой. Ни дня без напряга В Сыктывкар, куда Марию послали на излечение, диагноз о туберкулезе не подтвердился. Вместо этого она очутилась в роддоме. Родился сын Валерий, точная копия Гринева-старшего. Малыш и уберег маму от неминуемой отправки на фронт. Медицинские знания Марии Сергеевны были нарасхват и в тылу. Сначала трудилась медсестрой в больнице родной Маджи, а затем, до выхода на пенсию, в Корткеросской районной больнице. Десять лет после войны светом в окошке для нее оставался сынишка. Потом на жизненном пути снова повстречался хороший человек, Михаил Ильчуков. Снова стала Мария Сергеевна женой, мамой второму сыну и дочке. Семья для нее никогда не ограничивалась лишь домочадцами. Всегда тесно было в хлеву от домашних животных. До самых последних лет держала корову, а сколько сена накосила да нагребла за все эти годы – не пересчитать. Скромная сельская труженица Мария Сергеевна никогда не выпячивала свое фронтовое прошлое. Хотя имеет не только юбилейные медали, но и боевые награды. Фронтовая закалка, видимо, в какой-то мере помогла пережить и сокрушительные потери – скоропостижную смерть обоих сыновей, кончину мужа. «Из железа я, что ли? – этим вопросом, признается Мария Сергеевна, она часто задается про себя. И вслед за этим поплачет: – Раз слезы остались, значит, все-таки не железная, а живая». Анна СИВКОВА. с.Корткерос |