Письма, изъятые военной цензурой

/ Что рассказывают они о жизни в тылу в годы Великой Отечественной?

Агитатор проводит беседу с колхозницами из с.Тентюково. 1943 г.

Бесценными свидетельствами войны остаются фронтовые письма. К счастью, время и годы испытаний пощадили тысячи солдатских треугольников. Часть из них в 1995 году была выпущена в Коми книжном издательстве отдельной книгой. Не менее ценными источниками по истории Великой Отечественной войны являются и другие письма – отправленные в 1941-1945 годах
из тыла на фронт, в ряды действующей армии.
Их осталось очень мало. Сохранившиеся в фондах Национального архива РК послания в свое время
не дошли до адресатов-солдат. Изъятые военной цензурой, они дают наглядное представление, чем и как жили в тылу родные фронтовиков, какие трудности им приходилось преодолевать, ценой каких усилий досталась Победа.

Сотрудники Национального архива РК за последние годы провели большую внеплановую работу по поиску в фондах так называемых тыловых писем. Для этого им пришлось просмотреть из более чем миллиона документов тысячи дел, связанных с военным и послевоенным периодами. В архиве отыскалось немало копий – официальных писем, отосланных на фронт организациями и должностными лицами. Почти все они написаны в одном ключе – несут положительный заряд, подбадривают, воодушевляют бойцов. Писем-подлинников в фондах отыскалось всего несколько. Одно из них адресовано на фронт Григорию Петровичу Чупрову.

Его сестра Ф.П.Чупрова писала брату из Усть-Цильмы: «Дорогой брат Григорий Петрович. Мы получили от вас письмо, написанное 5 июля 1942 года, и очень были рады. Шлем по горячему привету... Живем по-старому, Таша уехала брать морошку, а дядя Савва ходит на пароходе «Делегат» разъездным кассиром, рассчитывает бакенщиков... Мы получили от Анатки письмо, он от Ленинграда в 1,5 километрах. Ну пока, до свидания, остаемся живы и здоровы, больше писать нечего». Причину того, почему это послание попало в архив, объясняет пометка: «Выбыл в другую часть». По непонятным причинам письмо не было возвращено обратно в Усть-Цильму.

Как известно, в годы войны все письма подвергались проверке военной цензурой. Основной задачей этой структуры являлось выявление информации, не подлежащей распространению. По результатам перлюстрации писем граждан информация об их содержании направлялась в районные и городские отделы НКВД и НКГБ. Затем на их основе составлялись сводные отчеты, направляемые для принятия мер в партийные и советские органы, в другие инстанции. Основной упор при ознакомлении с письмами делался на оценке морально-политического и материального состояния населения. Сохранившиеся в ходе таких изъятий письма позволяют сейчас составить объективную картину настроений и положения трудящихся Коми.

По данным военной цензуры, жители Усть-Усинского района в своих письмах на фронт, отосланных осенью 1943 года, так отображали окружающую жизнь.

Жена военнослужащего Михаила Нестерова, работница Усть-Усинского сельпо, писала: «Миша! У меня нет больше терпенья. Я везде обходила с твоей справкой и ничего конкретного не могу добиться. Я ходила в военкомат, они говорят, что дровами должна обеспечить та организация, где работаешь, и это же говорит прокурор, а пред. сельпо говорит, что нужно самой заготовлять. Я уже больше не могу, сердце не терпит больше, сидят бюрократы за чужой спиной и кухарничают, а люди проливают свою кровь за Родину. Из-за бюрократов придется до последней тряпки продавать, чтобы Сергея как-нибудь уберечь...»

Жительница деревни Захарвань Евдокия Семеновна Габова жаловалась мужу: «Саша! Ты не можешь себе представить, в каких условиях я теперь нахожусь. Имею при себе четверых детей, нужно их кормить и одевать. Но сама не в силах. Если обратишься к местным руководителям за помощью, то только встретишь обиду и больше ничего, им хорошо, они живут, для них все вдоволь и не под пулями».

Сын погибшего на фронте Макара Терентьева, четвероклассник, так описал свою жизнь воевавшему дяде: «Мы живем очень трудно, пять нетрудоспособных, а мать одна работает, хлеба дают 200 граммов, больше ничего не дают. Отец боролся за Родину, за Сталина, за свободу, против общего врага – фашизма. Он отдал свою жизнь, выполнил свой долг перед Родиной, погиб геройски на поле битвы, нас оставив бедных. Теперь нам придется думать не об учебе, а как существовать, чтобы уцелели».

Тяжелейшая зима 1943-1944 годов нашла отражение в письмах жителей многих районов. Вот как, к примеру, описывали это время сельчане из Корткеросского района.

Жительница с.Корткерос Изъюрова извещала мужа: «Голодом жить очень трудно. Здесь ежедневно закапывают в землю по одному человеку. Все это здоровые люди. Каждый день умирают из-за недостатка питания. Кто работает в колхозе, тем ничего не дают».

У землячки Изъюровой – Анны Вишератиной в письме к мужу сквозит сарказм: «Очень хорошая жизнь настала. Варить, стряпать не надо, есть не велят. В деревне собак нет, а вместо них сами. Но живем еще хуже них. Едим солому, корки от картофеля и галанки».

Школьница по фамилии Кладовец тоже не утаила от отца, воевавшего на фронте, реалии жизни в тылу: «Мы ходим и собираем скорлупу по помойным ямам, лепим лепешки и едим. Очень ослабли, чуть ходим».

Безысходностью дышит каждое письмо. «Мы кушаем соленую воду, и больше ничего нету, даже капусты, и то уже давно не видим, а картошки на семена уже нет. Все люди помирают с голоду, и мы тоже умрем». (Из письма жительницы с.Корткерос Марии Шестаковой.)

«Колхозные коровы очень сильно подыхают, не знаю, как будем пахать и сеять. В сей год очень сильно и везде умирают люди, всякие чудеса делают, вешаются, угорают...» (Из письма жительницы с.Позтыкерос Екатерины Худяевой.)

«Здесь очень большой голод, дошли до того, что стали люди людей есть. Очень много случается страшных случаев. У нас в поселке идет воровство, украли из овощехранилища картошку». (Из письма жительницы п.Соль Станкевич.)

«Остались от меня только кости и кожа. Люди мрут прямо пачками, наверное, и мне придется остаться навсегда на Севере». (Из письма рабочего Пезмегского лесозавода Румянцева.)

По результатам анализа этих писем сотрудники органов госбезопасности направили резюме в Корткеросский райком партии. В нем, в частности, было зафиксировано, что «...в отдельных описаниях присутствует явное преувеличение трудностей, носящее провокационный характер». Можно лишь догадываться, что районные власти не замедлили дать отпор «провокаторам», если они к тому времени не умерли от голодной смерти.

Улучшения с распределением продовольствия на селе не наметилось и в декабре 1944 года. Об этом говорят письма, попавшие в это время в руки начальника Усть-Куломского райотдела НКГБ Коми АССР.

«Наш колхоз совсем развалился, хлеба для членов колхоза нисколько не осталось после оплаты поставок, а также семенной фонд не оставлен. Совсем разорились с этим председателем колхоза». (Из письма жителя с.Лебяжск.)

«Хлеба ни одного грамма еще не давали и колосья не дают собирать. Беда совсем, налогами также начали душить». (Из письма Августы Булышевой мужу.)

«Ты спрашиваешь о новостях здесь, но какие могут быть новости. Пойми, что в жизни нового ничего нет, а жизнь насильственная, как бы только быстрее проводить дни и ночи и чем-нибудь наполнить живот, люди о будущей жизни не думают, да и думать незачем. Хорошего ничего не видно, не наполняются закрома хлебом, ни скотные дворы не наполняются коровами, а наоборот, постепенно все исчезает». (Из письма жительницы с.Пожег П.Е.Мартюшевой.)

По данным военной цензуры, жители Усть-Куломского района в своих письмах за девять месяцев 1944 года выражали жалобы на продовольственные трудности более восьми тысяч раз.

Пожалуй, наиболее тяжелое впечатление производит письмо Е.Н.Николаевой, вдовы политрука С.П.Молчанова, эвакуированной в Усть-Куломский район из г.Бологое Ленинградской области. О своей жизни женщина рассказала в письме сыну, воевавшему на фронте. Письмо датировано февралем 1943 года.

«...Когда я просила оказать помощь в отношении обуви и питания для детей, Лены и Толи, зав. собесом ответила, что в Ленинграде кошек и собак всех поели, люди умирают сотнями, по неделям трупы гниют на улицах, а вы еще хорошо живете, у вас ни один ребенок не умер. Все коротко и ясно. Раз у меня не умерли дети, значит, я в помощи не нуждаюсь. А, по-моему, если дети умрут, то и разговора не надо, им, мертвым, помощь не нужна. Смотрю я на руководителей учреждений и думаю с философской точки зрения, что война родит не только героев, но и подлецов, шкурников, эгоистов. У меня работник райкома за 1 кг хлеба купил бязь, которая в мирное время стоила 200 рублей (за хлеб он отдал 1 руб. 20 коп.). Я отдала последнее, жалея ребенка, который просил есть, а этот подлец взял и не охнул, и он будет на собрании орать – жертвуйте все! Я потеряла все: отца, мать, дочь, имущество, родину, здоровье, родных, голодаю вместе с детьми, а эти свиньи еще смеют нам кричать о жертвах. Если жертвовать, так всем. А то мы – все, а они – ничего, и они же с презрением смотрят на нас, плохо одетых и голодных. Я, имея среднее образование, работаю сторожихой, чтобы не заморозить детей, ради них идешь на все...»

В ситуацию с вдовой фронтовика Молчанова пришлось вмешаться Коми обкому партии. Сохранилось письмо секретаря обкома ВКП(б) Н.Важнова секретарю Усть-Куломского райкома Костину, в котором сказано: «В связи с исключительно тяжелым материально-бытовым положением эвакуированных в с.Усть-Кулом, необеспеченностью продуктами многие вынуждены обменивать на продукты носильные вещи, чем воспользовались в районе отдельные ответственные работники, члены партии и комсомола. Так член партии Канева за 1 кг хлеба у Николаевой выменяла совершенно новую носильную вещь за 370 рублей. Член ВЛКСМ Кипрушева за 3 кг муки выменяла у нее женскую кофту из чистого шелка и новое полотняное платье с вышивками. Николаева как сама, так и дети, не получали ни литра молока, ни одного куска мыла. В Усть-Куломском районе не сделали выводов из прошлых уроков антигосударственного отношения к эвакуированным, что может привести к довольно нежелательным выводам в отношении некоторых руководителей района».

Поиск «тыловых» писем архивисты намерены продолжить не только в фондах архивохранилища, но и в личных архивах жителей республики. Возможно, когда-нибудь их объединят в отдельную книгу.

Леонид КЫЗЪЮРОВ, сотрудник Национального архива РК.

ТАКЖЕ В РУБРИКЕ

№152 (4309) - 21 августа 2010 года