Владимир Володин: "Новаторы пока бьются в одиночку"

Власти республики делают немало для развития инноваций, организуя конкурсы, учреждая гранты и субсидии в поддержку перспективных идей и бизнес-планов. Однако инновационного бума, в особенности внедренческого, пока не наблюдается. О том, реально ли сегодня создавать эффективно работающие инновационные предприятия и почему распадается выстроенная в теории цепочка – от фундаментальных исследований к прикладным разработкам, наша беседа с доктором биологических наук, профессором, заместителем председателя по научно-организационной деятельности КНЦ УрО РАН Владимиром Володиным.

– Владимир Витальевич, Вы являетесь автором разработок в области биотехнологии. Сами в течение многих лет пытаетесь воплотить свои проекты в жизнь. А не так давно пересели в кресло чиновника от науки. Почему?

– Новаторы пока одиноки в поисках инвестора. Курируя инновационную деятельность в Коми научном центре, пытаюсь найти точки соприкосновения интересов власти, науки и бизнеса. Бывает, что чрезвычайные ситуации дают жизнь разработкам. Так было с идеей кандидата биологических наук из Института биологии КНЦ Марии Маркаровой использовать местные штаммы нефтеразрушающих микроорганизмов для восстановления загрязненных почв в суровых северных условиях после колвинского нефтеразлива 1994 года. За это автор разработки удостоена премии правительства России в области науки и техники в 2008 году.

Приехав в Коми после аспирантуры МГУ, я занялся исследованиями в области биотехнологий биологически активных веществ, результаты которых могут служить в качестве основы развития агрофармбизнеса. В начале работы я решил сделать ставку на поиск новых лекарственных препаратов в сфере медицины здорового человека, пожилых людей и спортсменов, повышающих их работоспособность, сопротивляемость стрессам и неблагоприятным факторам среды, особенно у северян. В ходе исследований к 2000 году появились запатентованный субстрат – серпестен и его производные, полученные на основе сибирского растения серпухи.

– В Вашем случае был риск не угадать перспективу и остаться ни с чем или изобрести велосипед и прослыть авантюристом?

– Безусловно. Причем как на этапе поиска идеи, так и на этапе апробирования разработки. Поначалу мы взялись за маралий корень, который был завезен в Коми в качестве кормового и лекарственного растения с Алтая. Выжимка из этого растения обладает свойствами повышения работоспособности, регуляции обмена веществ. Однако исследования химического состава показали, что содержание полезных веществ, экзистероидов, в маральем корне низкое. А значит, рентабельное производство субстанции не создать. В поисках новых растений были организованы экспедиции по России. После чего мы вышли на серпуху, показатели которой были в разы лучше.

Сегодня у института есть гектар собственной плантации серпухи плюс посадки в Сысольском районе на землях местного фермера Владимира Турышева, отец которого, кстати, также был травником. Владимир сам предложил свои услуги по выращиванию ценного растительного сырья для агрофармбизнеса. Несмотря на поддержку нашего начинания на уровне Главы республики, дела идут не так быстро, как хотелось бы. Сейчас вместе с учеными-аграриями работаем над созданием более продуктивного сорта серпухи в отличие от растения-дикаря.

Полезным оказался опыт сотрудничества с Финляндией и Норвегией в рамках проекта «Растения Баренц-региона – источник для улучшения здоровья и развития бизнеса» в рамках программ БЕАР. В ходе этноботанических исследований выяснилось, что как у коми, так и у финнов, норвежцев в эпосе говорится о чудо-растениях, которые поддерживают силу и даруют здоровье. Скандинавы почерпнули наш опыт использования растений-адаптогенов. Со своей стороны они активно разрабатывают, культивируют на плантациях золотой корень, женьшень. При этом у скандинавов для развития агрофармбизнеса есть не только опыт коммерциализации ноу-хау, но и средства на покупку спецтехники для механизированной посадки, обработки, сбора и переработки растений, на открытие рабочих мест.

Этими растениями список не ограничивается. К примеру, есть поднимающая на ноги тяжелобольных трава смолевка, или «шлачкан турун» («хлопающая трава»). О ней еще помнят знахари Усть-Куломского района.

– У нас много свободных земель, масса безработных сельчан. Что мешает в Коми развивать агрофармбизнес?

– Сегодня в регионе, как и раньше, ни обществом, ни властями не расставляются приоритеты востребованности необходимых направлений и продуктов, получаемых в результате научных изысканий. Бизнес мыслит исходя из экономических условий, заботясь при открытии предприятий о минимизации расходов. Наука придерживается своих расчетов целесообразности. Государство помогает, но заказ на обеспечение, к примеру, теми же лекарственными препаратами не вырабатывает. При отсутствии диалога сторон инновации остаются лишь на бумаге.

Какое-то время проблема лекарственного снабжения у нас решалась при помощи так называемых дженериков – непатентованных препаратов, являющихся воспроизведением оригинального препарата, на действующее вещество которого истек срок патентной защиты. Но такой подход никогда не выведет нашу страну на передовые рубежи по борьбе с социально значимыми болезнями. Нужно создавать принципиально новые средства. Я очень хочу достучаться до властей, инициативных людей, которые поймут преимущества выращивания северных лекарственных трав и сделают эту отрасль доходной.

– Получается, что патент – это старт. А главные трудности так и остаются на внедренческом этапе?

– Да. Получен патент и товарный знак на препарат серпестен, средства господдержки. Начали искать инвестора. Был у нас и неудачный зарубежный опыт привлечения инвестора еще в эпоху перестройки. Но инвестиций на стадии получения препарата мы так и не дождались, а нам нужны были деньги именно на эти цели. В ходе мытарств по поиску партнера мы пришли к выводу, что необходим инвестор из специализированных, близких к науке кругов. Один из предпринимателей республики, выходец из Ухтинского, тогда еще индустриального, института Игорь Куваев рискнул и оплатил покупку части оборудования, на полтора миллиона рублей, в 2005-2007 годах профинансировал прохождение фармакологических испытаний, которые завершились регистрацией трех БАДов.

– В какой мере законодательство способствует развитию инновационной деятельности?

– Скорее, мы работали вопреки всему. Ведь РАН получает финансирование на фундаментальные исследования. Занятие ученых инновационной деятельностью могло быть расценено как нецелевое расходование бюджетных средств. Академические институты в силу несовершенства законодательства не могли использовать госсредства на расходы по экспертизе проектов, а инвесторы не спешили финансировать инновационные проекты из-за высокой доли риска. Но в 2009 году федеральным законом вузам, а также Российской академии наук, академиям сельскохозяйственных и медицинских наук (РАСХН и РАМН) разрешили создавать предприятия для внедрения результатов интеллектуальной работы. Однако законодательство не обеспечивало процесс передачи новых знаний для коммерциализации из-за противоречий Гражданского и Бюджетного кодексов России. Суть в том, что академический институт имеет механизм создания инновационного предприятия через лицензионный договор, которым в уставный капитал создаваемого инновационного предприятия привносится интеллектуальная собственность, или защищенный патент. С помощью патентных поверенных ноу-хау оценивается доля интеллектуальной собственности в уставном капитале. Так вот, если Академия наук подпишет лицензионный договор либо с организацией, напрямую заинтересованной во внедрении разработанной технологии, либо создаст некое предприятие с частным инвестором, то поступающие по лицензионному договору средства будут отчисляться в российскую казну.

При такой постановке дела говорить о стимулировании инновационной деятельности в системе Академии наук было невозможно. Кстати, это противоречие не коснулось работы инновационных предприятий при вузах. Чтобы двигаться вперед, академические институты взаимодействуют с инвесторами через арендные отношения. Но получаемые средства несравнимы с доходами, которые могли быть получены от лицензионного соглашения. Буквально на днях, 30 ноября, произошли изменения в законодательстве, и были сняты препятствия для академической науки в работе по лицензионным договорам. Теперь вся прибыль по ним перечисляется Академии наук.

– Лед тронулся?

– Да. Но в нашем случае процесс застопорился, так как средств партнера не хватает на доведение до конечного результата нашей разработки и получение на базе серпестена трех разработанных капсулированных форм БАДов – кардестена, диастена и адестена. Кстати, именно последний мог бы стать источником получения прибыли. Так как это средство для повышения выносливости, результативности спортсменов, причем не гормональное и не допинговое. Интерес уже есть у Агентства РК по физкультуре и спорту для подготовки лыжной команды республики для участия в сочинской олимпиаде.

– В чем Вы видите выход для новаторов?

– Пока не будет восстановлено звено, которое раньше занимали научно-исследовательские институты, до промышленного внедрения инноваций мы так и не дойдем. Мы благодаря инвестору благополучно преодолели этап экспертиз. Но большинство новаторов застревают именно на этом отрезке без поддержки венчурного капитала. Ведь немало личных трагедий ученых, которые продавали квартиры, машины, чтобы получить средства на продвижение проектов, и оставались у разбитого корыта, умирали в нищете. Нужны специальные венчурные фонды, инкубаторы технологий или технопарки по примеру Черноголовки Московской области, Томска, где обкатываются технологии, производятся экспериментальные партии продукции. То есть на бюджетные средства нужно проводить фундаментальные исследования, поддерживать прикладные разработки через госпрограммы, госфонды. А затем на условиях государственно-частного партнерства развивать малые инновационные предприятия.

– Есть ли смысл создавать капиталоемкие высокотехнологичные фармацевтические производства на территории Коми, если такие предприятия есть в более технологически продвинутых регионах России?

– Есть, если республика готова к реализации крупных проектов. Возможно как вариант ограничиться приставкой «агро». Республика может стать поставщиком субстанций лекарственных трав. Ведь в Екатеринбурге складывается мощнейший фармакологический кластер. Руководство Уральского отделения РАН готово принять нашу разработку для внедрения на своей промышленной площадке. Проблема в том, что специалистов для развития агрофармбизнеса в республике нет. Есть интерес у пчеловодов соседних регионов добавлять субстанцию в мед.

– А Коми могла бы стать кузницей инновационных кадров?

– Я не первый год пробиваю идею подготовки кадров в области биотехнологий на базе СГУ, о чем и буду говорить на открытии Всероссийского фестиваля науки 13 декабря в университете. Проблему нужно решать в комплексе, параллельно подготавливая почву в виде рабочих мест. Иначе мы выпустим специалистов нового поколения, а при отсутствии точек приложения сил они пойдут торговать мобильными телефонами.

Марина ЛЫСАКОВСКАЯ.

Фото Дмитрия НАПАЛКОВА.

Нужны специальные венчурные фонды, инкубаторы технологий или технопарки по примеру Черноголовки Московской области, Томска, где обкатываются технологии, производятся экспериментальные партии продукции.

Сегодня в регионе, как и раньше, ни обществом, ни властями не расставляются приоритеты востребованности необходимых направлений и продуктов, получаемых в результате научных изысканий.

ТАКЖЕ В РУБРИКЕ

№224 (4621) - 9 декабря 2011 года