| Человек и Закон |
7 сентября 2007 года |
"Добровольно" осужденный
В армию шел без опаски В мае еще 2001 года Жуброва призвали на военную службу. По словам его мамы Веры Николаевны, Кирилл шел в армию без опаски – крепкий парень, да к тому же на момент призыва ему был уже 21 год, казалось бы, мог за себя постоять. Однако армейская действительность оказалась более суровой, чем предполагали родители и сам новобранец. Кирилл попал в мотострелковую роту в поселок Каменка под Санкт-Петербургом. Поначалу служба не предвещала ничего дурного. Мне удалось встретиться с Кириллом в исправительной колонии 31, которая находится в городе Микунь. На разговор с ним в комнате для свиданий мне отвели час. Разговор проходил в присутствии охраны. О том, что было в армии, Кирилл не хочет ни вспоминать, ни рассказывать. Говорит, что условия жизни были ужасными: «Спали мы на кроватях без матрасов и постельного белья – на голой металлической сетке. Еда была отвратительная, от одного ее вида становилось плохо. Я в основном ел только хлеб с маслом и пил чай». В части, по словам Кирилла, царил полный беспорядок: никаких занятий по физической или военной подготовке с солдатами не проводилось, с утра до вечера приходилось работать. Иногда – до глубокой ночи. – Однажды, вернувшись ночью с работы, я зашел в уборную и увидел такое, о чем даже сейчас вспоминать страшно, – говорит Кирилл. – Несколько человек избивали солдата, причем очень жестоко. На мой вопрос, били ли его, Кирилл ответил: «В армии бьют всех. Я не исключение, но называть фамилии не буду». Не вынеся «тягот армейской службы», Жубров ушел в самоволку, но через несколько дней вернулся. За это, разумеется, попал на гауптвахту. «На «губе» я отдохнул, – признался он. – Потом еще несколько раз уходил в самоволку на несколько дней, после чего попадал на «губу». Для меня это было спасением. Практически все, кто служил со мной, мечтали либо сбежать из части, либо заключить контракт и перевестись в Чечню. Говорили, что там гораздо лучше и спокойнее. Но насколько это правда, я не знаю. Однажды, когда я был на гауптвахте, мне рассказали, что за неделю в нашей части покончили жизнь самоубийством несколько солдат. Такое вполне возможно, поскольку служить там было невыносимо. В тюрьме – лучше». Воинская часть в поселке Каменка – это небольшой городок. Причем, по словам Кирилла, он практически не охраняется. В заборе множество дыр, через которые при желании можно пролезть и уйти. Прослужив в армии три месяца, Кирилл решил сбежать, хотя понимал, что его будут искать, что побег из части – уголовное преступление. – Я ушел через дыру в заборе, без оружия, но в военной форме, – рассказывает Кирилл. – Денег с собой не было. Пешком добрался до станции, сел в электричку и доехал до ближайшего населенного пункта, который напоминал дачный поселок. Ходил по домам, просил вещи, чтобы переодеться. В одном из домов мне помогли, дали гражданскую одежду. После на электричке добрался до Питера. Поначалу пришлось жить в подъездах, подвалах. Несколько дней я вообще ничего не ел. Чтобы раздобыть еду, устроился на работу на оптовые склады. Через некоторое время смог снять комнату в квартире. О своем побеге Кирилл практически сразу же сообщил маме. Вера Николаевна не на шутку перепугалась. Она стала спрашивать у сына, что случилось, почему он сбежал из части. – Мысли крутились в голове, словно подхваченные огромным торнадо: что теперь будет, как же теперь Кириллу жить, где прятаться и сколько это будет продолжаться? – говорит мама Кирилла. – Узнав о побеге, я сразу же поехала в Санкт-Петербург разыскивать сына. Нашла. Увидев Кирилла, я оторопела: исхудавший и больной, он был весь в синяках, не было одного зуба. В таком состоянии куда-либо везти его я не могла, но и лечить в больнице боялась, вдруг найдут, больного отправят в часть, тогда шансы увидеть сына живым будут минимальными. Одна женщина посоветовала мне нанимать врачей для лечения. Я так и сделала. Сбежал и сбежал… Спустя несколько месяцев после побега Вера Николаевна привезла сына домой. Она, как и Кирилл, отчетливо понимала, что его будут искать, и если найдут – либо отправят в часть, либо осудят. Об этом, кстати, ей рассказали в военной прокуратуре, куда она обращалась, когда узнала, что Кирилл сбежал. Однако Вера Николаевна рискнула привезти сына домой. Первый месяц Жубровы не находили себе места, всего опасались. Но, как это ни странно, военные их не беспокоили, парня никто не искал. Прошел месяц, второй… Кирилл устроился на работу. – Я свободно ходил по городу, устроился на работу по договору, ездил на машине, – рассказал Кирилл. – Так прошло два-три года. Я точно сейчас и не помню. В 2003 году в нашей квартире было совершено вооруженное ограбление. Злоумышленники, проникшие в квартиру, нанесли мне несколько ножевых ранений. Меня поразило то, что я проходил потерпевшим и свидетелем по делу, меня неоднократно вызывали в милицию на допросы, я стационарно лечился в нашей больнице… И во время всего этого никто ничего о побеге из части меня не спрашивал. Сначала мне, конечно, было не по себе, но потом я понял, что меня попросту не ищут. Хотя я все это время находился в розыске. Помимо всего этого в мае 2005 года Кирилл Жубров по решению суда был еще и лишен права управления транспортным средством на полтора года. «И до этого меня несколько раз штрафовали сотрудники ГИБДД, – добавил Кирилл. – Я оплачивал штрафы, а когда лишили прав, перестал ездить на машине. Жил я нормальной полноценной жизнью, познакомился с девушкой. О том, что когда-то служил в армии, я уже и забыл, и, конечно, возвращаться в часть мне совершенно не хотелось. Правда, мама не раз говорила, чтобы я сходил в военкомат, решил вопрос с документами: паспорт у меня был просроченный, военного билета не было». Сам себя посадил – Я действительно несколько раз предлагала Кириллу сходить в военкомат, чтобы он уладил вопросы с документами, – рассказывает Вера Николаевна. – Я не думала, что его могут арестовать, посадить в тюрьму, ведь прошло уже почти шесть лет. Тем более ему уже 27 лет – это непризывной возраст. Я отправилась в военную прокуратуру Сыктывкарского гарнизона, чтобы все разузнать. Первый раз я ходила одна, второй раз – с подругой. Военные внимательно выслушали женщину и сказали, что сыну-дезертиру надо лично явиться в прокуратуру, что он будет прикомандирован к городскому военкомату, что в отношении него было возбуждено уголовное дело по статье 338 «Дезертирство». Кстати, максимальный срок по этой статье – семь лет лишения свободы. Но есть к этой статье и примечание: «Военнослужащий, впервые совершивший дезертирство, предусмотренное частью первой настоящей статьи, может быть освобожден от уголовной ответственности, если дезертирство явилось следствием стечения тяжелых обстоятельств». – Кирилл покинул часть из-за неуставных отношений, – рассказала Вера Николаевна. – Правда, все подробности он мне не говорил, но и того, что я узнала, на мой взгляд, достаточно, чтобы суд учел эти обстоятельства. Например, когда я нашла своего сына в Питере, у него не было одного зуба. По словам Кирилла, зуб ему выбил командир. Кроме того, у него было опущение почек, видимо, его частенько били по почкам. Я надеялась, что военные проведут проверку этой войсковой части, выявят нарушения, и мой сын будет освобожден от уголовной ответственности. Но Кирилл не спешил выполнять просьбу матери. Он сомневался в благоприятном для себя исходе дела: «С самого начала я не хотел идти в прокуратуру. Маме, когда я только сбежал, в прокуратуре сказали, чтобы я пришел к ним, после чего я буду доставлен в часть. Возвращаться в тот кошмар мне совсем не хотелось. Мы советовались с адвокатами, они все говорили, что тюрьма мне не грозит. Тогда я решился. Пришел в прокуратуру, там мне тоже сказали, что все будет нормально. Я был прикомандирован к военкомату: приходил туда утром, а уходил вечером. Так продолжалось около двух месяцев, потом суд…» Со слов военного прокурора Александра Шишкина, Кирилл Жубров действительно сдался добровольно, сам пришел в военную прокуратуру Сыктывкарского гарнизона. Солдат рассказал, что оставил часть из-за неуставных отношений. – Все, что он говорил, было проверено, но не нами, а надзорными органами по месту службы, – пояснил А.Шишкин. – Я всегда говорю ребятам, если с вами в части случилось какое-то ЧП, надо идти в прокуратуру по месту службы. Мы получили заключение, что в ходе проверки воинской части, где служил Жубров, фактов неуставных отношений установлено не было. Того, что в нашей военной прокуратуре рядовому Жуброву пообещали незначительное наказание, быть просто не может. Ведь наказание назначает суд. Такое мог пообещать только адвокат. В то время когда Жубров был прикомандирован к военкомату, была проведена военно-врачебная комиссия, которая присвоила солдату категорию «В». Это означает, что он может служить с некоторыми ограничениями, то есть летчиком, конечно, он уже не станет. Все время, пока он находился в бегах, у него была возможность разрешить сложившуюся ситуацию, у солдат довольно много полномочий, но он ничего не предпринимал. На мой вопрос, как так получилось, что солдат-дезертир спокойно жил в городе почти шесть лет, проходил потерпевшим и свидетелем по уголовному делу, несколько раз штрафовался сотрудниками госавтоинспекции и даже по решению суда был лишен водительских прав, военный прокурор ответил: «Розыск осуществляют органы правопорядка». В то же время Кирилл рассказал мне, что в материалах уголовного дела он читал показания свидетелей по поводу неуставных отношений и его побега: «Среди фамилий свидетелей не было ни одной знакомой мне, то есть тех, с кем я служил. При этом все показания были одинаковыми, словно их писали под диктовку. Когда на суде меня спросили, будем ли заслушивать свидетелей, я отказался: что могут рассказать люди, с которыми я не служил, которые меня не знают? Я не понимаю, как проводилась проверка, и проводилась ли она вообще. Суд длился всего двадцать минут, после чего судья огласил приговор: три года лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима. На меня надели наручники прямо в зале суда. У мамы был шок. Никто не ожидал такого вердикта». С приговором суда ни сам Кирилл, ни его мама согласиться не могли. «В приговоре написано, что суд считает, что самовольное уклонение Кирилла от воинской службы не явилось следствием стечения тяжелых обстоятельств, – рассказала Вера Николаевна. – Что из части он сбежал исключительно потому, что не хотел служить. Да кто захочет служить в такой армии! Если бы вы только видели моего сына тогда, когда я его нашла в Питере! На нем же живого места не было. Я – мать, я хочу, чтобы мой ребенок был здоровым. Конечно, я не могла допустить, чтобы моего сына вновь отправили в часть, где над ним издевались, избивали. Суд, на мой взгляд, не учел того, что мой сын добровольно явился в органы военного управления, что в части, где он служил, царят дедовщина и беспредел. Как любая мать, я буду добиваться изменения вердикта, доказывать, что мотивом оставления части послужили неуставные отношения. Посмотрите, что творится в нашей армии, солдаты бегут из рядов «славной и победоносной» чуть ли не каждый день. И ведь называть всех этих ребят преступниками в большинстве случаев просто не поворачивается язык. Бегство для них нередко становится единственным способом сохранить себе здоровье и жизнь. Практически все случаи побегов солдат из армии происходят по двум причинам: из-за унижений и побоев со стороны сослуживцев и из-за полуголодного существования, которое ребята вынуждены терпеть в своих частях». К.Жубров подал кассационную жалобу в высшую судебную инстанцию, но приговор был оставлен в силе. Однако останавливаться на этом мама и сын не намерены. Сейчас Вера Николаевна хочет опротестовывать вердикт в Верховном суде Российской Федерации. Кроме того, она написала письмо Президенту РФ Владимиру Путину с просьбой помочь разрешить эту непростую ситуацию. «Сына не отдам!» О сыктывкарце Алексее Фениксове, которого мать вывезла из части, поскольку он нуждался в срочном лечении, «Республика» писала 28 апреля. Напомним, Алексея призвали в армию в декабре 2006 года. Парень прошел медкомиссию, которая заключила, что он годен к службе. Хотя в 2004 году у Алексея была серьезная травма копчика. Он был освобожден от физкультуры. На комиссии призывников выстроили в ряд и спросили: «Есть проблемы?» Все хором ответили: «Нет». Алексей попал в поселок Горелово под Санкт-Петербургом в войсковую часть 3278. О том, что такое служба в Российской армии, Алексей узнал практически сразу после призыва. Сначала ему выдали сапоги меньшего размера. От этого у парня стали болеть ноги, он еле ходил. Лидия Андреевна купила ему новые сапоги, но вскоре их украли, а вместо них подсунули другие – на несколько размеров больше. Но все это мелочи по сравнению с теми унижениями и издевательствами, которые царили в части. За свидание с родными солдатам приходилось платить сержантам по две тысячи рублей. За малейшее непослушание сержанты били солдат руками, ногами, табуретом: и по голове, и по спине. «Били всех, но все боятся об этом говорить, боятся, что потом будет еще хуже, – так Алексей написал в объяснительной записке, направленной в военную прокуратуру Северо-Западного округа. – Поэтому все молчат». Рядовых не считали за людей, заставляли ходить в столовую и обратно гуськом, отжиматься в сушилках до потери сознания. Из-за издевательств, побоев, огромной физической нагрузки у Алексея стали неметь нижние конечности, болела спина. Ноги гноились, ходить не мог. Он говорил об этом сержантам, но на его жалобы никто не отреагировал. Лидия Андреевна, приехав к сыну в часть и увидев, в каком он состоянии, обратилась к руководству. Ей пообещали обследовать рядового. Вернувшись в Сыктывкар, она подняла амбулаторную карту сына, пошла с ней к ортопеду, который посоветовал немедленно выслать копии в часть, чтобы Алексею сделали томографию копчика, поскольку болезнь эта очень опасна и могла дать осложнения. Но заниматься больным солдатом руководство части не стало. Алексей пролежал 23 дня в санчасти, после чего был выписан, никакого обследования не проводилось. Узнав об этом во время очередного визита в часть, мать солдата решила вылечить сына самостоятельно, поскольку военные этого не сделали. Она увезла его домой. Так рядовой Фениксов стал дезертиром. В Сыктывкаре Алексей прошел обследование. Результаты оказались неутешительными. Томография показала, что у парня «перелом копчика с резким смещением позвонков». Ортопед сказал Лидии Андреевне, что с таким диагнозом не служат, что от физических нагрузок ее сын может стать инвалидом. Кроме того, была проведена энцефалограмма головного мозга. Медики сообщили матери Алексея, что у него черепно-мозговая травма. Уролог сделал заключение, что у Леши опущение почек. Сразу после «побега» Лидия Андреевна отправилась в городской военкомат, чтобы сообщить о случившемся. Однако женщину перенаправили в военную прокуратуру по месту службы. Отправив сына к знакомым за пределы республики, поскольку его разыскивали, хотели вернуть в часть, Лидия Андреевна начала борьбу за то, чтобы Алексея признали негодным к службе, а руководство части и военкомата привлекли к ответственности за халатное отношение к исполнению своих должностных обязанностей. Началась переписка с военным прокурором Сыктывкара, с прокурором военной прокуратуры № 53 Северо-Западного округа, которая длится уже несколько месяцев. На все письма Лидии Андреевны военным приходят ответы, суть которых сводится к тому, что А.Фениксов – дезертир, что в отношении него возбуждено уголовное дело, что он должен ЛИЧНО явиться в военный комиссариат и получить там направление в военный госпиталь, что решение о досрочном увольнении Алексея с военной службы будет принято по результатам обследования. Например, в письме Управления Северо-Западного округа внутренних войск МВД России от 2 августа говорится, что «Решение об освобождении А.Фениксова от уголовной ответственности принимает прокурор 53 военной прокуратуры на основании документов следствия по данному делу. Алексею необходимо ЛИЧНО явиться в прокуратуру для дачи показаний». – Военные настаивают на том, чтобы я привела к ним сына, – говорит Лидия Андреевна. – Обещают, что все будет хорошо. Но второй раз на одни и те же грабли я наступать не буду. Сына военным я не отдам. Я – доверенное лицо Алексея. У меня есть официальный документ, но военные говорят, что это ничего не значащая бумажка. Между тем, когда я была в Москве в администрации Президента РФ, где оставила свое обращение к Владимиру Путину, мне сказали, что эта доверенность дает мне огромные полномочия, в том числе я могу получить направление на медицинское обследование сына. Военные опять хотят меня обмануть, как это уже было: я приведу сына, они его арестуют, и не известно еще, увижу ли я после всего этого сына живым. Мама Алексея заверила, что будет добиваться справедливости до тех пор, пока жива. В июле она ездила в Москву, лично ходила в администрацию Президента РФ, в Министерство обороны страны, в Главную военную прокуратуру. Везде оставила свои письма. Теперь ей приходят уведомления о том, что ее обращения приняты к производству. «Я даже к Жириновскому ходила, правда, он был в отпуске, – рассказала Л.Фениксова. – Я оставила ему письмо и копии всех писем из прокуратур. Может быть, он проникнется бедой матери, которая всего лишь пытается спасти своего сына». Вещдоки забрали военные «Республика» писала и о гибели в Ракетных войсках стратегического назначения в войсковой части 14327 «И» в Вологодской области солдата Ивана Касева. Напомним, что Иван был призван в армию 1 декабря 2005 года, а 25 сентября он погиб при странных обстоятельствах. Согласно официальной версии он покончил жизнь самоубийством. По факту самоубийства военным прокурором Череповецкого гарнизона было возбуждено уголовное дело по ст. 110 УК РФ «Доведение до самоубийства». Однако в ходе расследования факт совершения кем-либо преступления в отношении И.Касева установлен не был, а раз так, то маму солдата Иду Анатольевну не признали потерпевшей. Она не могла ни следить за ходом следствия, ни ходатайствовать о проведении дополнительных следственных действий, отводе прокурора, судьи, знакомиться с материалами уголовного дела. Лишь в мае этого года адвокату фонда «Право матери», который взялся помогать матери погибшего солдата, удалось добиться для Иды Касевой статуса потерпевшей. Ей разрешили ознакомиться с материалами уголовного дела. – После того как суд признал меня потерпевшей, мне пришло письмо из военной прокуратуры Сыктывкарского гарнизона, где сообщалось, что я могу прийти и ознакомиться с материалами уголовного дела, – рассказала Ида Анатольевна. – Правда, ознакомиться мне разрешили только в здании прокуратуры, сделать ксерокопии шести томов уголовного дела я не смогла, поскольку выносить их из здания прокуратуры нельзя. Пришлось фотографировать каждый листочек на цифровой фотоаппарат, а потом уже распечатывать. Напомним, что в самоубийство Ивана родные не верят. Мы писали, что в декабре прошлого года мама солдата Ида Касева вместе со своей сестрой Верой Лазаревой ездили в военную часть, где служил Иван. Со слов Веры Анатольевны, они встречались с сослуживцами Ивана, с командиром части, с психологом, с медиком, который первым осматривал труп. – Мы в очередной раз убедились, что не все так просто и гладко в этой истории, – рассказала В.Лазарева. – Командир части убеждал нас, что Иван входил во вторую группу риска, к которой относятся солдаты, подверженные суициду. В то же время психолог говорит, что 80 процентов призывников имеют вторую группу. Сослуживцы рассказывают, что в тот роковой день Иван был веселый. Радовался тому, что отремонтировал машину. Говорят, что он искал веревку, но не для того, чтобы повеситься, а чтобы зашить тент на машине. Медик, который осматривал труп, также не уверен в правильности установления причины смерти. С его слов, след от веревки находится слишком низко, под кадыком. Да и привезли его в медпункт уже окоченевшего, при этом сообщили, что инцидент произошел минут 20 назад. Родные Ивана хотят провести эксгумацию тела, чтобы доказать, что смерть была насильственной. Именно поэтому Ида Анатольевна добивалась возможности ознакомиться с материалами уголовного дела. – Полностью все тома уголовного дела я еще не прочитала, но уже обнаружила, что из морга оказывается пропали вещдоки – веревка, фуражка и ремень, – рассказала И.Касева. – Мне сказали, что их забрали военные. На каком основании, кто разрешил? В общем, к следствию у меня будет немало вопросов. Елена МАКИНА. Время от времени в республиканских газетах, в том числе и нашей, военные комиссариаты дают объявления, в которых сообщают о розыске военно-служащих, самовольно оставивших части, – «для выяснения причин, по которым это произошло». «Если станут известны по отношению к ним факты неуставных отношений, то этим займется военная прокуратура, и те люди, которые вынудили их оставить часть, будут наказаны согласно закону», – заверяют военные. У нас нет желания подвергать сомнению благородные призывы военкоматовских работников. Но в действительности, увы, мы видим другое: наказание следует по отношению к тем, кто пострадал от дедовщины. |
Жестокий роман / Молодую женщину из Усинска насильно удерживали в чужой стране
