| Дым Отечества |
21 декабря 2013 года |
Планета Вернадского/ В дневниках великого русского ученого немало места отведено Коми краю и его людям
Уходящий 2013 год в научном мире России проходил под знаком памяти выдающегося ученого, академика Владимира Ивановича Вернадского – исполнилось 150 лет со дня его рождения (1863-1945 гг.). Трудно даже перечислить все научные сферы и направления, в которых наш великий соотечественник был первопроходцем, оставив глубокий след – новые разработки и исследования. Геология, кристаллография, минералогия, геохимия, радиология, биохимия, биогеохимия, философия – вот далеко не полный перечень наук, которые он обогатил фундаментальными трудами, по праву заслужив эпитет ученого планетарного масштаба. Не зря говорят: талантливый человек талантлив во всем. Еще одним подтверждением этих слов служат дневники ученого, которые он вел с юности почти до последних дней долгой жизни. В отличие от научного эта часть наследия В.И.Вернадского до начала 90-х годов прошлого столетия была полностью засекречена и лишь после начала перестройки стала достоянием гласности. Сейчас дневники ученого отпечатаны отдельными книгами, и каждый желающий может ознакомиться с ними, чтобы открыть еще одну грань неисчерпаемой личности Владимира Ивановича – его честный, бескомпромиссный взгляд на окружающую жизнь. Дневниковые записи великого ученого можно считать и своеобразным клондайком для историков, краеведов Республики Коми. В них встречаются десятки имен и фамилий людей, неразрывно связанных с историей нашего края. До и после 17-го года Самое полное, точное и сильное представление о дневниках всемирно известного ученого, конечно, смогут дать только сами дневники. Снабженные богатым библиографическо-справочным аппаратом, они представляют собой многостраничные фолианты, даже на беглое знакомство с которыми уйдет немало времени. Понятно, что такое чтение не каждому под силу. Поэтому попытаемся сделать краткую аннотацию дневников, в связи с этим обозначив некоторые вехи биографии Вернадского. Каждая дневниковая запись ученого – это прежде всего пульсирующая научная мысль, которая тут же перетекает в практическое русло – в организацию экспедиций, в новые лабораторные опыты, издание книг. Это напряжение сопровождает все дневниковые записи, считай, всю жизнь их автора. На научную стезю Вернадский вступил рано, можно сказать, в детстве: любимым занятием мальчика было чтение естественно-научных книг, причем написанных взрослыми и для взрослых. Это удивительное любопытство к миру и происходящим в нем процессам в дальнейшем вполне обоснованно привело к открытию им абсолютно новой науки – биохимии, к развитию оригинального учения о ноосфере. Всего после себя ученый оставил 700 научных трудов и огромное количество учеников. После физмата Санкт-Петербургского университета В.Вернадский трудился в Московском университете. Затем судьба надолго связывает его с Украиной, родиной отца. Здесь он становится одним из создателей украинской Академии наук, возглавляет Таврический университет. Отрезок времени до 1917 года – самый продуктивный и в научно-исследовательском плане. Смутное время революционного хаоса В.Вернадский встречает не только с колоссальным багажом знаний, но и как ученый, снискавший огромный авторитет в мировом научном сообществе. Последнее помогает уцелеть после ареста без суда и следствия, многочисленных доносов. А громадные и разнообразные знания о Земле заставляют считаться с ним большевиков. Для новых руководителей, захвативших власть в России, становится «делом чести» заручиться согласием В.Вернадского возвратиться из трехлетней зарубежной научной командировки в Москву. Хотя у него были веские основания остаться на Западе. К примеру, то, что в эмиграции оставались его дети – сын и дочь. Свой выбор ученый сделал в пользу родины. Хотя при этом предполагал, что встретиться с детьми ему, возможно, никогда больше не удастся. Одна из причин возвращения в советскую Россию – активное участие Вернадского в общественно-политической жизни страны. Преобразить жизнь соотечественников к лучшему не только с помощью научных знаний и открытий, но и личным служением – это стало своеобразным девизом ученого еще с молодости. Он активно участвовал в земском движении, в становлении Конституционно-демократической (кадетской) партии, входил в Государственный совет Российской империи, был товарищем министра просвещения во Временном правительстве. Надеялся, что этот опыт пригодится и в новой России. Увы, не понадобился. Первые же преобразования, прошедшие в Стране Советов, ясно продемонстрировали: цель не оправдывает средства, а участие в современной ему политической жизни не только аморально, но и преступно. Академик Вернадский, поняв это, ушел со всех постов, чтобы даже косвенно не участвовать в бесконечных чистках и не ставить свою подпись под гневными обращениями ученых, требующих заклеймить и уничтожить очередную партию «врагов народа». Анализировать события окружающей действительности, которая всегда очень интересовала его, Владимир Иванович долгие годы имел возможность лишь в кругу близких людей. Да еще на страницах своих дневников, где ничто не могло заглушить свободу мысли – главную константу выработанной им философской системы. В стране социалистического безумия Вот лишь несколько умозаключений великого ученого, относящихся к этому периоду. 1928 г. «В философии под запретом не только новая философия, но и старая: Платон. Удивительна и интересна эта боязнь старых исканий». «Со всех сторон слышишь о злобе крестьян. Советское хозяйство и крепостное право сравниваются». 1929 г. «Кулаки» в смысле рабочей силы – цвет русского народа». 1930 г. «Будущее и власть в нем, по-видимому, будут принадлежать людям науки. У нас меня угнетает бездарность новых официальных философских исканий при даровитости народа». 1932 г. «В Ташкенте, Саратове – в провинции настоящий голод, в городах во всяком случае. А деревня находится в страхе крепостного права. Картина грустная». «Удивительно приспособляющееся животное – человек. Великие идеи и искания и бездарное исполнение и искажение на каждом шагу. Пропала идея свободы не только при исполнении, но и при искании». «Спор о Боге сейчас принял формы патологические. Психозы сейчас ярко проявляются. Часть диаматов и диалектиков, по-видимому, психически больны». 1935 г. «Таких много – это та толпа, которая поддерживает сейчас Сталина – но при перемене будет поддерживать кого угодно – лишь бы выжить. Таких – мильон». 1937 г. «Организация дела плохая, так как подбор людей по благонадежности, а не по деловитости. В общем, коммунисты-партийцы ниже по даровитости и честности беспартийных... Много пьянства, воровства, самодурства». 1938 г. «Стоит стон и сумятица в связи с арестами. Все разваливается». «Рассказывают о том, что идут аресты 70-90-летних стариков, которых не трогали до сих пор. Случай в Череповце, где арестован 90-летний старик, умерший в тюрьме». «Для меня неприемлемо всякое убийство, и смертная казнь в том числе – твердо и непреклонно». «Полный разгром и в случае какой-нибудь беды, вроде войны и т.п., – совершенно безоружны». «В партии собираются подонки и воры, и Тит Титычи». «Много арестуют простых людей. Свинарь в совхозе или колхозе осужден на три года за то, что подымал кабана сапогом и говорил ему: «Ну, ты, стахановец, вставай!» Донесли». «Террор, разрушающий основу строя. Безумие». «В сущности новая Россия создается в значительной степени, по-моему, не коммунистами, а спецссыльными. Интересная форма использования «рабского» труда свободных людей». 1939 г. «Все отбросы идут в партию. Двойственность – великие идеалы и полицейский режим, террор». 1940 г. «Попытки усилить дисциплину связаны с пониманием, что реальность не отвечает тому «счастью», о котором кричат официальные власти. Всюду фальшь». «Низкий уровень носителей власти. У них нет людей – а в стране их много». «Последнее время как-то невольно сталкиваешься с работой НКВД. На каждом шагу встречаешься с ее жертвами, бывшими или настоящими». 1941 г. «Колхозы все более превращаются, вернее, утверждаются как форма 2-го крепостного права – партийцы во главе». «Наркомы – их число все растет – и они представляют из себя живой брак». Далеко, под Ухтой Страницы дневников В.Вер-надского густо заселены. Разнообразный научный поиск сводил академика с тысячами людей, начиная от руководителей страны и заканчивая рядовыми гражданами. Конечно, чаще других в дневниковых записках запечатлены коллеги-ученые. Многие из них не понаслышке знакомы и жителям Коми. В.Вернадский был близко знаком с патриархом геологии Коми республики А.А.Черновым, а также с доктором геолого-минералогических наук, исследователем геологического строения бассейна Печоры и Северного Урала В.А.Варсанофьевой. «Читал книгу В.А.Варсанофьевой «А.П.Павлов...». Книга, судя по неоднократному возвращению к ней, всколыхнула во Владимире Ивановиче ворох воспоминаний. Доктор геологии и геодезии, член-корреспондент Императорской академии наук Алексей Петрович Павлов был учителем Вернадского в геологии. Он дважды – в 1902 и 1904 годах – посещал Печорский край в экспедициях по разведке углеводородов в тиманских недрах. Вернадский в 1922 году встал во главе Радиевого института АН СССР. Всю жизнь поддерживал тесные отношения с учеными, занимавшимися исследованиями по извлечению радия не только в Москве, но и в других точках страны. Неоднократно в дневниках встречаются упоминания поселка Водный под Ухтой, где было налажено уникальное производство по извлечению редкого элемента из подземных вод, а также фамилии исследователей, трудившихся там. «Вчера утром – Федор Александрович Торопов – с ним о его докторской. Новая методика, огромная лаборатория (50 человек) и новые технологии. Не выпускают за пределы поселка и условия тяжелые. Квартира есть, но еды недостаточно. О его докторстве – все работы секретные». Такую запись Вернадский оставил о главном технологе радиевого производства в Водном, осужденном в 1929 году на 10 лет без права выезда, будущем лауреате Сталинской премии, химике Ф.А.Торопове. «Башилов, мне кажется, ученик Хлопина. Бывший эсэр. Он способный человек... Он был арестован, и если жив, то теперь в лагере на Ухте – в связи с добычей радия и мизотория. Башилов – одна из жертв политической полиции, мне кажется, Ягоды». Химик-технолог, один из основателей радиевой промышленности в СССР И.Я.Башилов попал на Водный позже других коллег-ученых – в 1938 году с пятилетним сроком. «Положение И.И.Гинзбурга ужасно, уже цинга. В бараках Ухты сдается как раб на работу. Получает 8 р. 5 коп. в месяц. Имущество секвестировано». «И.И.Гинзбург – с ним долгий разговор о воде, условиях работы... Все из противоречий». «Был И.И.Гинзбург с дочерью. Рассказывал о своих страданиях. Доволен сейчас тем, что приходится участвовать в большом деле». О будущем лауреате Сталинской премии, геофизике, своем близком знакомом И.И.Гинзбурге в дневниках Вернадский упоминает неоднократно. Не скрывает иронии и сарказма, когда рассказывает об одном из заседаний под председательством академика Губкина, на которое из Ухты под конвоем доставили и ученого-зека. «Доклад И.И.Гинзбурга в присутствии ГПУ, при участии представителей ГПУ (молчавших). Удивительный анахронизм, который я раньше считал бы невозможным. Научно-практический интерес и жандармерия». Один из тысяч Тесные контакты на протяжении всей жизни Вернадского связывали с учеными-геологами. В 20-30-е годы многие из них были арестованы, отправлены в лагеря. Владимир Иванович помогал коллегам, попавшим в неволю, и словом, и делом. Большим сочувствием к ним пронизаны и дневниковые записи. «Вчера был Н.Н.Тихонович. Должен возвращаться в Чибью. Здесь, когда был в командировке, все время придиралась милиция... Тихонович говорит, что следует только за американской нефтяной литературой – нет ни русской, ни немецкой, ни французской. В Чибью – две улицы». Руководитель геологической службы Ухтинской экспедиции, прибывший на Ухту вторым этапом в 1929 году, дворянин, ученый Николай Николаевич Тихонович на протяжении долгих лет оставался для Вернадского одним из близких людей и единомышленников. «Была жена Николая Николаевича Тихоновича, – читаем еще одну дневниковую запись. – Приехала из Чибью. Там арестован начальник края Мороз. Очень жестокий человек. Был в Баку – там многих расстреливал и спьяна расстрелял рабочую депутацию. Был приговорен к смертной казни, помилован и явился полновластным царем над тысячами... Николай Николаевич кончил миллионную по масштабам карту края». А эти записи сделаны академиком уже после освобождения Н.Н.Тихоновича из лагеря в 1941 году. «Судьба Тихоновича – судьба тысяч, если не сотен тысяч людей – это общее явление, создающее неудобство жизни в нашей стране, – одно из проявлений гниения государственного аппарата... Н.Н., сохранившийся, здоровый старик, мой старый ученик, в Печорских лагерях девять лет провел в каторжной работе. Сейчас он имеет право жить за районом Москвы – в Москве он имеет комнату в квартире жены – в Черемушках, служит в тресте». И следом: «Тихонович кочует для ночевки, обычно спит с кем-нибудь, иногда много людей в комнатах. Любопытно, что помощник Берии, к которому он обращался за помощью, – его знакомый и товарищ по заключению в лагерях. Он в лагере был на особом положении: за ним ходил «штатский», а не солдат, но он находился на положении заключенного. Тихонович говорит, что он вполне понимает (его, Тихоновича) положение, но сделать ничего не может». Под «красное колесо» попала и была расстреляна сестра Н.Тихоновича Маргарита Николаевна. К слову, она была замужем за швейцарским минералогом, химиком, профессором Женевского университета Луи Дюпарком, который дважды до революции приезжал с экспедициями в Коми край. «Жаль их – в тисках страданий...» «Чирвинский и Полевой, оба на Севере и оба в тяжелых условиях». За этой краткой записью стоят судьбы еще двух единомышленников и близких по духу Вернадскому людей. Петр Николаевич Чирвинский – геолог, профессор, был отправлен в Ухтпечлаг в 1931 году по обвинению в предательстве. Его судьбу разделил и Петр Игнатьевич Полевой, еще до революции исследовавший Ухтинский нефтеносный район и снова попавший на коми Север, в Воркуту, в 1931 году, но уже подневольным, осужденным по сфабрикованному делу «Академии наук». В лагерях он и погиб. «После долгих лет услышал о И.Н.Стрижове... Жаль их – в тисках страданий»... Один из организаторов нефтегазового производства в стране Иван Николаевич Стрижов прибыл в Чибью по этапу все в том же 1931 году. Здесь он стал первооткрывателем Ярегского месторождения «тяжелой» нефти. «Виттенбург сейчас совершенно невинный на Вайгаче. И он еще силен духом: интерес научный силен – как среди варваров мыслящий ученый. Дух научных исканий заложен у него глубоко». Такую характеристику академик Вернадский дает еще одному геологу, исследователю Арктики Павлу Владимировичу Виттенбургу. После Вайгача, куда профессор ЛГУ попал по так называемому «Делу историков Академии наук», Виттенбург некоторое время проживал в Сыктывкаре, где после долгих лет разлуки произошло его воссоединение с семьей, чудом вырвавшейся из блокадного Ленинграда. С большой теплотой В.Вер-надский отзывается и о других геологах, своих знакомых, томящихся в лагерях Коми АССР: Михаиле Ермолаеве, Алексее Владимирском, Николае Ионине (последний умер в Воркуте). Зельма Руофф, гетеанка Своеобразный мартиролог жертв ГУЛАГа, каким в определенной мере являются дневники академика В.Вернадского, запечатлел имена людей из самых разных сфер. Это же еще раз подчеркивает энциклопедические знания их владельца и автора, его неподдельный интерес к различным наукам и к жизни во всех ее проявлениях. «Вечером о Гете – с Руофф». «Вчера – Зельма Федоровна Руофф – взялась делать комментарии к сочинениям Гете. Хорошее впечатление». За этими лапидарными строчками В.Вернадского стоит близкое знакомство с удивительной женщиной. В 30-е годы Академия наук СССР осуществляла выпуск многотомного собрания сочинений Гете, ответственным редактором которого был назначен полиглот В.Вернадский. Эта работа и свела его с немкой З.Руофф, которая после окончания торфяного института в Мюнхене вернулась в Москву. Ученый-ботаник, она прекрасно знала языки, была энциклопедически образованным человеком, в чем имел возможность в ходе совместной работы убедиться и маститый ученый. Однако их сотрудничество в конце 1938 года неожиданно прервалось. «Сейчас арестована Руофф», – записывает в дневник ошеломленный В.Вернадский. Чуть позже академик организует в защиту Зельмы Федоровны письмо прокурору СССР (письмо кроме Владимира Ивановича подписали академики Н.Зелинский и Л.Курсанов). В это же время на страницах дневника с грустью констатирует: «Руофф – ботаничка, кажется, как «шпионка» арестована в конце ежовщины. Она ботаничка с большим наклоном к исторической работе. От нее получено письмо, и она находится на изнуряющей физической работе. Она сейчас находится в Зырянской республике Коми». Около 20 лет З.Я.Роуфф оставалась в Воркуте. После освобождения из лагеря работала на Воркутинской мерзлотной станции, библиотекарем на Руднике, оставив в заполярном городе трогательную память о себе. А знавший ее академик Вернадский до конца жизни переживал за нее. «Бедная Зельма Федоровна – гетеанка. Что она должна переживать», – записал Владимир Иванович в своем дневнике незадолго до ухода из жизни. Люди одного круга Стоит отметить, что Воркутинскую мерзлотную станцию с 1945 по 1949 год возглавлял знакомый академика Вернадского экономист Владимир Васильев. Военинженер II ранга за полярный круг попал после фашистского плена, из которого сумел убежать. Но это не освободило от «возмездия». «Лукирского (физик) били»... В трех словах заключена лагерная судьба члена-корреспондента АН СССР П.И.Лукирского, репрессированного в 1938 году и доставленного этапом на Печору. На Печоре отбывал срок и выдающийся ученый-вирусолог Л.А.Зильбер, о котором тоже упоминает В.Вернадский. «Крупным работником» Владимир Иванович называет многолетнего узника Воркуты ученого-химика Г.Л.Стадникова. Заступался он перед властями и за отправленного в печорские лагеря историка-византивиста, члена-корреспондента Академии наук В.Н.Бенешевича. Северные лагеря стоят перед глазами академика, когда он вспоминает художника-реставратора Б.В.Шевякова и инженера В.В.Липского. Последний до Второй мировой войны находился в эмиграции в Чехословакии, в 1945 году был депортирован на родину как бывший белый офицер. После отбытия лагерного срока в Воркуте он сумел обратно выехать в Чехословакию. В Коми АССР лежал путь после освобождения из мордовских лагерей для А.В.Чаяновой, жены видного российского и советского экономиста А.В.Чаянова, расстрелянного в год «большого террора». Из женщин – знакомых Вернадского – в Коми отбывала лагерный срок и жена его репрессированного коллеги П.Д.Дузя. «Был Петр Дмитриевич Дузь с женой-летчицей. Привез рукописную свою докторскую диссертацию по истории авиации в России – роль Менделеева», – записывает В.Вернадский в дневнике. Женой-летчицей ученого была Ольга Высоцкая. Как жена «шпиона», она была осуждена на 15 лет лагерей, срок отбывала в Коми. Муж, тоже отбывавший срок, получил извещение о смерти жены. Но это была дезинформация. Супруги после освобождения встретились, но их брак распался. Печальный анекдот В 1927 году В.Вернадский в своих дневниках пересказывает «бытовой очередной анекдот». «Была арестована дочь Штоквича (герой Баязета). Была фрейлиной. Это открылось. Она занималась комиссионерством. Одновременно были арестованы она и старый моряк, фамилию забыл, владелец моторной лодки. Ее обвиняли в том, что она и владелец лодки собирались бежать на этой лодке за границу. Она содержала слепую, больную сестру. На допросах сперва на нее кричали. Она указала, что при таком допросе совсем теряется и отвечать не может. Стали приличнее. В конце концов и ее, и владельца лодки выпустили. Но она нашла свою комнату пустой. Сестра умерла, а о смерти ей не могли сообщить. Сколько таких бессмысленных и никому не нужных жестокостей». В этом «анекдоте» под «героем Баязета» имеется в виду Федор Эдуардович Штоквич, участник многих военных кампаний, в том числе пленения Шамиля. В Русско-турецкую войну 1877-1878 годов он являлся комендантом крепости Баязет, выдержавшей 23-дневную осаду 25-тысячного турецкого войска. После этого Ф.Штоквич приобрел всероссийскую известность, дослужился до генерал-майора. Что же касается его дочери Александры Федоровны Штоквич, то она вскоре была арестована вновь. Ссылку отбывала в Усть-Сысольске, где стала прихожанкой Свято-Казанского храма в местечке Кочпон. Здесь сошлась с ссыльным духовенством, среди которых был епископ Герман (Ряшенцев). В 1937 году против группы верующих из этого храма было состряпано дело о так называемой «Священной дружине». Среди тех, кто уже вскоре, 15 сентября 1937 года, был расстрелян под Сыктывкаром, была и дочь героя Баязета А.Ф.Штоквич. В материалах дела она проходит как фрейлина, но авторы комментариев к дневникам В.И.Вернадского указывают, что в официальном списке фрейлин царского двора А.Штоквич не значилась. В масштабных, многостраничных дневниках академика Вернадского дважды упоминается человек коми по национальности. «Доклад Моторина о подготовке докторантов», – делает автор отметку после одного из совещаний. Речь идет о Дмитрии Кирилловиче Моторине, уроженце с.Подъельск Корткеросского района. После комсомольской юности наш земляк сделал стремительную карьеру. Стал членом Комитета Севера при Президиуме ВЦИК, учился в Военно-инженерной академии им.В.Куйбышева. После чего и получил направление в Академию наук СССР, где с января по сентябрь 1937 года возглавлял управление по подготовке научных кадров. Но эта работа оказалась не по зубам 27-летнему партийному активисту, с работы в Академии наук он был освобожден. Свои организаторские способности Д.К.Моторин сполна проявил уже после Великой Отечественной войны, возглавляя штаб по восстановлению разрушенного Севастополя, ему было присвоено звание почетного гражданина этого города. ...В одном из дневников В.Вер-надского записаны пророческие слова: «В разговоре с коммунистами я не скрываю своих мыслей. Мне чужд капиталистический строй, но и чужд здешний. Царство моих идей впереди...» Эти слова можно считать сутью его дневников, они же стали их своеобразным эпиграфом и эпилогом. Публикацию подготовила Анна СИВКОВА.
Н.Тихонович (1), Ф.Торопов (2), З.Руофф (3), И.Башилов (4), П.Полевой (5), И.Стрижов (6) – о них тепло и с сочувствием отзывался в своих дневниках В.Вернадский. |
"Тройной" юбилей Николая Лошакова / На этой неделе легендарному летчику исполнилось бы 90 лет
