Анастасия-великомученица

/ История простой коми женщины, обреченной на смерть, но прожившей долгую жизнь

Три поколения семьи оленеводов Филипповых из села Усть-Лыжа. Анастасия, совсем еще кроха, на руках матери. 1905 год.

Анастасия Филиппова. 1939 год.

«Троцкисты» из Оквада» – так называлась публикация в декабрьском выпуске «Дыма Отечества» за прошлый год. Страдания и испытания, выпавшие на долю сельской учительницы из отдаленного коми села и ее детей в 30-е годы ХХ века, не оставили равнодушными наших читателей. Некоторые из них поведали историю своих предков, своих семей, которые так же, как и Поповы-Туисовы из Оквада, прошли через мыслимые и немыслимые невзгоды, обреченные на них властями предержащими. Роднит эти рассказы то, что все они о людях из коми глубинки. Перед вами еще одна трагическая история, рассказанная сыктывкаркой Галиной Кирилловной Третьяковой.

– Моя мама Анастасия Филипповна Филиппова прожила долгую жизнь. Как, наверное, и для любой дочери, она для меня оставалась самой-самой: трудолюбивой, заботливой, ласковой. Внимания, гостеприимства, доброго слова хватало у нее не только для детей и внуков, но и для многочисленных знакомых, соседей, наших друзей. Зная, через что ей пришлось пройти в жизни, не устаю удивляться силе маминого духа, щедрости души. Теперь я уже сама приближаюсь к возрасту матери, но сколько ни думаю, так до конца и не разгадала секреты ее жизнелюбия, смирения, доброты.

Мама появилась на свет в семье оленеводов в селе Усть-Лыжа. Лишь ненадолго ее родители успевали обживать свои дома в селе, большую часть времени кочуя вместе с многочисленными оленьими стадами. На всю жизнь в память девочки врезались названия рек, ручейков, озер, горных ущелий и перевалов, которые она пересекала на оленьих нартах вместе с родителями.

Весть о свершившейся революции застала Филипповых за Уралом. Исстари кормившиеся своим трудом, оленеводы никакой вины за собой не ведали. Бедняками не были, но и баснословных богатств тоже не нажили. Но в один из приездов в родную деревню они застали свой дом опустошенным. Экспроприация лишила семью всего самого необходимого для работы на севере: малиц, пим, тобоков... Всю меховую «рухлядь», вынесенную из их дома, выгрузили на берегу в ожидании баржи. Но транспорт для перевозки так и не подвернулся. А все добро сгнило под осенними дождями на приречном косогоре.

Лишив имущества, «изъяли» и самих членов семьи. К тому времени Анастасия вышла замуж за однофамильца из семьи оленеводов Кирилла Филиппова. В семье росли шестеро детей. Арестовали родителей обоих супругов, увезли неизвестно куда. Затем пришел черед Кирилла. А Анастасии дали «послабление»: в лагерь не упекли, отправили на лесозаготовки в один из отдаленных участков.

Можно только догадываться, как рвалось, истекало кровью и болью материнское сердце, насильно разлученное с маленькими детьми. Но ей, кулачке, даже запрещалось оставаться рядом с родными чадами. Их определили в общественные ясли. Шел месяц за месяцем, а она ничего не знала о разлученных с ней детях. Другим с воли приходили письма и посылки, а ей за несколько лет каторжной работы так никто и не передал ни привета, ни куска хлеба.

Зато ни один день не обходился без придирок. Въедливому нормировщику или бригадиру ничего не стоило под конец рабочего дня найти изъян в работе и заставить спилить до нужной кондиции верхушку могучего пня. Или погнать в ледяную воду, чтобы ивовым жгутом скрепить развороченный плот. У многих работавших рядом с Анастасией сил к концу дня не оставалось. И они замертво падали рядом со штабелями леса.

В этой тюрьме без решеток молодая женщина выдержала до 1936 года. Изнурительный труд забирал остатки силы. Когда она уже не могла вставать с барачных нар, определили на легкий труд, направили в оленьсовхоз. Стала шить шапки, пимы. Затем отправили в поселок спецпереселенцев Песчанку. Работала в овощеводческой бригаде. Агроном, хороший человек, разрешал работницам забирать мелкие овощи с собой. Витаминные спелости помогли окрепнуть.

Кто-то сообщил Анастасии, что видел ее мужа Кирилла в Щельяюре. Его, окровавленного, куда-то несли на носилках. Она мысленно попрощалась с ним. Навсегда.

С другой мыслью – потерей детей – она так за эти годы и не свыклась. Предстоящая встреча с ними и помогла выжить. Пошла в Песчанке к поселковому начальству, попросила помочь привезти к ней детей. Просьбам измученной женщины вняли. Однажды из причалившего к берегу парохода вышли девочки и мальчик. «К кому вы?» – спросил испуганных детей встретившийся им на пути агроном. «Мы маму ищем», – сказали дети, назвав ее имя. «Она вон там, за тем большим полем», – показал вдаль встречный человек.

Хотя Никифор и Лена изрядно подросли, Анастасия безошибочно узнала своих детей. «А где же остальные?» – прижав их к себе, прошептала она, глотая слезы. «Все умерли», – просто ответили малыши.

Следующим пунктом в скитаниях Анастасии стал затон Ошкуръя. Чтобы прокормить семью, она устроилась работать банщицей. День-деньской таскала воду, наполняя бездонные банные чаны, топила тяжелыми поленьями печи, широкой шваброй драила полы и полки. В угол, который они снимали, возвращалась поздним вечером. И сразу же к плите, чтобы накормить детей.

А те все чаще стали отказываться от нехитрой трапезы: «Мама, мы сыты». И тут же добавляли: «Нас дядя Коля накормил». Потом опять всплыл незнакомый доброжелатель: «Дядя Коля мне новые ботинки подарил», – похвастался Никифор. «Ну, познакомьте и меня с вашим дядей Колей», – предложила как-то Анастасия.

О чем долго и негромко беседовали исстрадавшаяся женщина и энергичный, интеллигентный мужчина, заброшенный сюда из Москвы, осталось между ними. Известно лишь, что Николай Харитонович Кочетков на первой же встрече с Анастасией Филипповой предложил ей руку и сердце. Не вдруг и не сразу, но она дала согласие. Сподвигли на это дети, которые уже успели привязаться к дяде Коле. Вскоре семья переехала в Усть-Усу. Здесь родилась Лида.

В 1937 году Кочетковы снялись с якоря, поехали в Москву. Отец семейства решил обосноваться в родном городе с самыми близкими людьми. Дорога предстояла дальняя: через Нарьян-Мар, Архангельск... Наконец, Вологда. Здесь Анастасия вышла на перрон и отчеканила: «Я никуда не поеду». Свое решение объяснила теплившейся надеждой отыскать сгинувших родителей. Муж только спросил: «Куда поедем?» Она ответила: «В Щельяюр».

В Щельяюре на маму обрушились новые испытания. Самое поразительное: здесь она встретилась с нашим отцом, Кириллом Филипповым. Чудом выкарабкавшись из тисков смерти, в Щельяюре «кулак-ударник» и остался. С женой и детьми много лет он никакой связи не имел. А случайно узнав, что они рядом, в одном поселке, потерял покой и сон.

Наконец, встретились. На частной квартире Анастасия сидела между двумя мужьями. Что она думала, чувствовала, переживала, когда двое мужчин, отцы ее детей, пытались решить ее дальнейшую судьбу? «Мы с Анастасией Филипповной состоим в законном браке», – выдвигал неопровержимый аргумент Николай Харитонович. «А мы с ней в церкви повенчаны», – выкладывал неоспоримый контраргумент Кирилл Петрович. Прениям положила конец сама Анастасия. Встав во весь рост негромко, но твердо произнесла: «Как решу, так и будет».

Осталась с первым, повенчанным мужем Кириллом. В 1938 году родилась я, как говорят последыш. Мама продолжала работать не покладая рук: и дома, и в поселковых яслях. Не обмануло сердце, возвратились живыми из ухтинских лагерей ее престарелые родители. Но чаша судьбы все еще оставалась недопитой.

Началась война. На фронт призвали единственного сына Никифора. А чуть позже уже немолодого мужа. Еще недавно заклейменный как кулак, отец подорвал здоровье и уже не мог нести строевую службу. Определили в трудармию, отправили стеречь заключенных под Воркутой. В нескольких письмах, дошедших из Сивой Маски, жаловался на нестерпимые боли в ногах, ухудшающееся зрение. А в 1943 году пришла похоронка.

Мать снова пошла на лесоповал. В яслях, где она работала, сами работницы рубили, пилили, вывозили лес, чтобы обеспечить теплом большое здание. Недоедала, недосыпала. Это умножалось переживаниями за мужа, сына. К счастью, Никифор на войне уцелел. Слезы и мольбы матери возвратили его домой.

Суровую пору выдюжила. А после войны слегла. Отнялась речь, выпали волосы, зубы. В щельяюрской больнице маму определили в палату для обреченных. Казалось, ничто уже не могло спасти обессилевшую женщину. Но нашелся человек, поставивший ее на ноги. Возвращением к жизни она была обязана военврачу Алексею Михайловичу Романову.

Семимесячная больничная эпопея завершилась вердиктом врачей: определили первую группу инвалидности. Но ни пенсию, ни пособие никто бывшей кулачке так и не назначил. Сказали как отрезали: нет трудового стажа.

Как прокормить, поднять младших дочерей, вывести их в люди? Не успев оправиться от болезни, мама села за швейную машинку. Благо умела шить все – от пальто до белья. За пошив платили крохи, но без куска хлеба дети никогда не сидели. А когда потребовали долг за оплату комнаты, в которой жили, продала единственную вещь, оставшуюся от далекой безбедной жизни, – шелковую шаль с кистями.

Вырастила детей, выпестовала внуков. В конце 50-х годов вместе со мной приехала в Сыктывкар. Без дела и здесь не сидела ни минуты. Шила, штопала, пекла, варила, нянчила... Ежедневные бесчисленные хлопоты затушевывали горечь прежних лет, притупляли пережитые страдания. Лишь один раз за все последующие годы рискнула поехать на родину, в Усть-Лыжу. Возвратившись, рассказала, что свиделась с отчим домом, с домами бабушек, дедушек. Все они населены: в одном – магазин, в других – разные учреждения... Лишь старики продолжают называть их по фамилии бывших владельцев – филипповскими.

Великая несправедливость и великое мужество. В эти два определения и укладывается жизнь моих родных. Единственное, чему нет ни объяснения, ни оправдания, – ради чего их обрекли на гибель, мучения, нужду? Похоже, ответ на этот вопрос дать уже не может никто.

Записала Анна СИВКОВА.

ТАКЖЕ В РУБРИКЕ

№158 (4795) - 25 августа 2012 года