"Тундра колыхалась, почва ушла из-под ног..."

/ О подземных ядерных взрывах на севере вспоминает один из участников засекреченных мероприятий

По приблизительным сведениям, в Советском Союзе за период
с 1965 по 1988 год было произведено 135 ядерных взрывов невоенной направленности. Это так называемые камуфлетные подземные взрывы, с которыми в те годы связывали большие надежды
в продвижении научных исследований и планы по дальнейшему развитию промышленности. Подобные взрывы прогремели
и на севере России. Об одном из них, произведенном весной 1971 года, на страницах нашего приложения рассказывал бывший начальник Гидрометцентра Северного УГМС Яков Гольник. В сегодняшней публикации наш бывший земляк и постоянный автор «Дыма Отечества» делится воспоминаниями о своей причастности
к другим подземным ядерным взрывам, данных о которых до сих пор
в открытой, доступной печати почти нет.

Час «Ч» на полигоне Хановей

Первый экспериментальный ядерный взрыв на северных широтах прогремел в марте 1971 года на севере Пермской области. Его проведение преследовало конкретную цель: сооружение канала для переброски части стока реки Печоры через Волжско-Камский бассейн для пополнения вод обмелевшего Кас-пийского моря. Этот взрыв стал частью широкомасштабной программы по переброске стока северных рек на юг. Хотя камуфлетные ядерные взрывы считаются единственным безопасным видом подобных взрывов, в Пермской области соблюсти полную «чистоту» не удалось, радиоактивные вещества оказались в атмосфере и даже дошли до сопредельных государств. Итогом этого стал разразившийся международный скандал. Случившееся сподвигло принять решение о метеообеспечении подземных ядерных взрывов, производимых в мирных целях на случай возможного выброса в атмосферу радиоактивных веществ.

Проведение подземных ядерных взрывов в СССР набирало силу. Министерство среднего машиностроения в 1973 году наметило произвести серию подземных взрывов по линии Москва – Норильск с целью сейсмического зондирования земной коры. Государственное управление гидрометеослужбы поручило Северному управлению гидрометслужбы (СУГМС), где я тогда трудился, их метеообеспечение.

Одной из точек, где должен был прогреметь ядерный взрыв, стала станция Хановей Воркутинской железной дороги. Это как раз то место, где от основной магистрали отходит ветка на Салехард. Мне поручили сформировать оперативную группу, перед которой была поставлена задача информировать руководство работ о траекториях переноса частиц во время эксперимента и прогнозе погоды. Факсимильные аппараты и радиоприемники, упакованные в ящики (каждый – до 80-100 килограммов) до станции Хановей отправили из Архангельска по железной дороге. Баллон со сжатым водородом для выпуска шаров-пилотов решили взять на авиаметео-рологической станции в Воркуте. С Воркуты же наша группа на вертолете переправилась в Хановей.

База нашей экспедиции располагалась в трех-четырех километрах от станции. По приезде руководитель работ В.Жучихин нам сказал, что выброса в атмосферу быть не должно. Тем не менее следует соблюсти все необходимые меры, изложенные в программе. Члены нашей группы в течение нескольких дней развернули прибывшее поездом оборудование, начали радиофаксимильный прием аэросиноптического материала. Затем приступили к составлению прогнозов погоды. На заседаниях штаба я делал доклады о прогнозе погоды на следующие сутки, другие рассказывали о ходе подготовки скважины под изделие и об установке датчиков по трассе сейсмического зондирования земли.

К 20 июня все подготовительные работы были завершены. За день до времени «Ч» я доложил о прогнозе погоды и ожидаемых траекториях переноса воздушных частиц. Метеоусловия благоприятствовали выполнению работ. Ядерный взрыв был назначен на 10 часов.

К этому времени всем было приказано покинуть бараки. При обратном отсчете от 10 до 0 произвели взрыв. Он был достаточно сильным, сопровождался подземным гулом. Оттаявшая сверху тундра всколыхнулась как на волнах. От смещения земли под ногами попадали те из присутствовавших, кто не расставил широко ноги. Воркутинцы позже рассказывали, что у тех, кто жил на четвертом и пятом этажах, в это время раскачивались люстры, в сервантах звенела посуда.

Сразу же после проведенного взрыва недалеко от скважины спустился вертолет, который доставил специалистов службы радиационной безопасности. Погода при этом изменилась, облака просели, сквозь окутавшую дымку пространство между скважиной и штабом плохо просматривалось. Служба радиационной безопасности зафиксировала выход на поверхность небольшого количества благородных газов. У
геологов сработали все сейсмические приборы. По их расчетам, сейсмическое зондирование земной коры с помощью ядерных взрывов на 20 лет ускоряло работы по сравнению с обычными методами.

Руководитель поблагодарил всех за успешную работу, а управление гидрометеослужбы нашей оперативной группе выписало денежную премию.

На пути к Воркуте

Через год в рамках программы сейсмического зондирования земной коры по трассе Москва – Норильск нам предстояло метеообеспечение второго ядерного взрыва. На этот раз на севере Западной Сибири, в районе речки Адерпаюта, находящейся между Обской и Тазовской губой Карского моря. Так же, как и в предыдущий раз, нам предстояло сформировать чисто мужскую оперативную группу, так как снова предстояло перекантовать оборудование общим весом порядка 800 килограммов. Лететь предстояло из Архангельска до мыса Каменного, расположенного на правом берегу Обской губы, и дальше, до места проведения ядерного взрыва, на вертолете.

До мыса Каменного нашу группу должен был доставить Ил-14 Коми управления гражданской авиации. К назначенному дню я прилетел в Сыктывкар. Вылет запланировали на 9 часов. Но тут случилась непредвиденная задержка. Внезапно появилась необходимость загрузить на борт двигатель для аэропорта «Печора», где была запланирована посадка. Утрясти проблемы, связанные с погрузкой этого двигателя и оформлением на него документов, удалось лишь к 14 часам.

Летел я в пилотской кабине, куда меня пригласил командир корабля Епифанов, которого я хорошо знал по работе в Сыктывкаре. (В столице Коми до переезда в Архангельск мне довелось работать в течение десяти лет.) Епифанов был опытным командиром. Меня он посадил на место штурмана, так как в экипаже была совмещенная должность штурман-радист. В Ухте и Печоре производили посадки, стоянки были непродолжительные.

После Печоры самолет взял курс на Воркуту. После того как миновали Инту, где-то в районе Абези, обнаружилась неисправность правого двигателя. На приборной доске на это указывал датчик температуры на головках цилиндра. В пилотской кабине никакой нервозности, тем более паники тревожный сигнал не вызвал. Немного знакомый с устройством авиационных двигателей, я знал, что указатель температуры на нашем борту сигнализирует о прогаре поршня правого двигателя. А это могло привести к выходу масла наружу. В результате такой неисправности осушенный двигатель часто воспламеняется с соответствующими последствиями.

До Воркуты было, можно сказать, уже рукой подать. Но для нас каждая минута тянулась целую вечность. Выдержку и хладнокровие всему экипажу демонстрировал командир корабля, уверенно управлявший лайнером. Нам повезло: самолет дотянул до аэродрома, совершил посадку. Когда его отбуксировали на стоянку и вместе с экипажем я спустился по стремянке на землю, увидел массу народа. Нас встречали едва ли не все сотрудники аэродрома. Все говорили, что мы родились в рубашке. Весь правый двигатель был в масле, от пожара нас спасло лишь чудо.

Осознание того, что мы находились на волоске от гибели, пришло ночью в гостинице. Проснулся словно от какого-то толчка. Вдруг вспомнил, что впопыхах перед вылетом не зарегистрировал свой авиабилет. Пронзило, что из-за этой небрежности могла пострадать семья. Раз не зарегистрирован билет, значит, и не было на борту пассажира. В таком случае семье не полагается и пенсия. Хорошо, что в моем случае этому мрачному прогнозу сбыться было не суждено.

Северный осетр для атомного министра

В Архангельске, куда с нешуточными приключениями я был вынужден снова добраться, со дня на день ждали ледовый разведчик. На его борт загрузили оборудование, сели специалисты, полетели на мыс Каменный. В районе Усть-Кары в окнах иллюминатора появилась панорама Карского моря. Через непродолжительное время вышли к Ямалу, затем «выскочили» к Обской губе, на противоположном берегу которой и находится мыс Каменный. В окружающей местности бросилось в глаза гигантское количество металлических бочек.

После ночевки на базе экспедиция загрузилась на вертолет
Ми-8, взявший курс на север. На берегу речки Адерпаюта стояли балки, в один из которых нас и поселили. По прибытии узнали, что работы начнутся через дней 15-20. Также нас обнадежили, что скважина для взрывного изделия будет достаточно надежная, выброса на поверхность произойти не должно.

Руководитель работ находился под впечатлением недавно выполненной успешной работы в Западной Сибири, в районе Средней Оби. Здесь с помощью ядерного взрыва удалось погасить пожар из газовой скважины огромного дебита, продолжавшийся в течение нескольких лет. Подземный взрыв сместил слои, в результате чего выход газа прекратился, а пламя угасло.

С некоторыми сложностями при приеме аэросиноптического материала мы столкнулись еще в районе Хановея. Здесь проблемы увеличились. Сюда, на берег речки Адерпаюта, с немалыми помехами доходили сигналы московского радио. Зато иностранные «голоса» вещали четко и без помех круглые сутки. Радистам приходилось экспериментировать с разными радиометцентрами на разных частотах и в разное время суток. Не без трудностей, но все же удалось принять часть синоптических карт, на основе которых приступили к составлению прогнозов погоды. В этом была большая заслуга опытного радиста Николая Михайловича Коданева, начальника радиоаппаратной АМСГ города Сыктывкара.

В свободное от работы время рыбачили, вылавливая рыбу на уху и жареху. Среди плотвы и ершей попадались и ценные породы: сырок, муксун... Общему увлечению не мог помешать даже гнус, состоявший из мириад комаров, мошек, слепней. Спасались от их нашествия накомарниками и антикомарином.

Работа над приготовлением скважины между тем завершилась. Геологи проверяли по радио включение сейсмических датчиков. Наконец настал час «Ч».

Как и на Хановее, приборы вновь зафиксировали незначительный выход из недр после взрыва благородных газов. На безопасность людей они не повлияли. Лишь снова все почувствовали смещение почвы под ногами и увидели колыхание тундры.

А вот в озере, находящемся недалеко от места взрыва, оглушило много крупных налимов. Их, целую гору, вытащили на берег. Тут же к ним подвесили приборы, измерили радиацию, но она оставалась в пределах нормы. Это стало сигналом для поваров. Из налимов они приготовили всевозможные блюда, отдельно пожарили и рыбью печень.

Буровики где-то раздобыли сеть и за два дня до взрыва в нее угодил огромный осетр. Его привязали веревками к буйку из небольшого бревна и бросили в реку недалеко от берега. Здесь он и проплавал до завершения работ. После чего его вновь подняли, на вертолете доставили сначала на мыс Каменный, а затем на самолете Ан-12 в Москву. Говорили, что осетра из Адерпаюты подарили министру среднего машиностроения, трижды Герою Социалистического Труда Славскому.

В дальнейшем нам предлагалось продолжить сейсмический мониторинг при проведении подземных ядерных взрывов еще на двух точках: вблизи станции Ираёль, между городами Ухта и Печора, и в Вилегодском районе Архангельской области. Для обеспечения работ мы направлялись туда уже маленькими группами, не брали с собой и оборудования. Было решено весь аэросиноптический материал на адрес экспедиций передавать через радиостанции. На этих точках выброса радиоактивных веществ после подземных ядерных взрывов, по моим сведениям, зафиксировано тоже не было.

Яков ГОЛЬНИК, кандидат географических наук, бывший начальник Гидрометцентра Северного УГМС.

Израиль

На фото: Отличительной особенностью наземных ядерных взрывов является гигантское облако в форме гриба, а подземные часто образуют глубокую воронку.

ТАКЖЕ В РУБРИКЕ

№13 (4650) - 28 января 2012 года