"Живу вашей жизнью, ведь своей у меня нет"

/ Выдающийся ученый-физик Петр Лукирский был узником Печорлага

Выдающийся советский ученый академик Петр Иванович Лукирский прожил недолгую (всего без малого 60 лет) жизнь, успев вписать свое имя во многие области экспериментальной физики и создав свою научную школу. Основоположник эмиссионной электроники, пионер других направлений, связанных с точными науками, он широко известен в мире. Помнят ученого и в Печоре. В музее этого северного города собраны материалы о его пребывании
в припечорском поселке Мишаяг. Нетрудно догадаться, что
в северном захолустье ученый оказался не по доброй воле, став одним из сотен тысяч россиян, попавших под молох сталинских репрессий. Выжить в северных лагерях большому ученому помогли окружающие его люди,
о которых Петр Иванович до конца своих дней хранил благодарную память.

БУДУЩИЙ академик родился в 1894 году в Оренбурге. Его детские и юношеские годы были связаны с Новгородом, в окрестностях которого на всю жизнь он «заразился» активным времяпрепровождением на природе. С этого времени главным увлечением Лукирского стали яхты. После страшной ленинградской блокады Петр Иванович благоговейно благодарил жену Елизавету Николаевну, которая не только спасла трех детей, но сумела сохранить и яхту мужа.

Блестяще окончив классическую гимназию, Лукирский поступил в Санкт-Петербургский университет, став студентом физического факультета. Во время учебы начинается его научная работа, под руководством знаменитого А.Ф.Иоффе талантливый юноша пишет и защищает дипломную работу по электропроводимости. С 1918 года молодой ученый занимается в рентгенологическом и радиевом институтах, одновременно являясь преподавателем альма-матер. В 1925 году Лукирскому впервые удалось измерить энергию излучения углерода, алюминия, цинка, опубликовать результаты ряда важных научных открытий. В 1933 году 40-летнего ученого избирают членом-корреспондентом Академии наук, а в следующем году он возглавляет кафедру электричества на физическом факультете Ленинградского университета.

Второго апреля 1938 года ученого арестовали. В послеперестроечной печати не раз цитировалось заявление П.Лукирского на имя начальника НКВД Ленинградской области, написанное год спустя после его необоснованного ареста.

«2 апреля я был арестован, и мне было предъявлено обвинение в принадлежности к ликвидированной два года назад группе контрреволюционеров физиков-теоретиков, к которой я никогда никакого отношения не имел... По-видимому, убедившись в полной необоснованности обвинения меня в принадлежности к какой-либо группе, следователь стал искать других поводов для обвинения, базируясь на каких-то слухах... Никаких прямых свидетельских показаний лиц, не находящихся в заключении, мне предъявлено не было.

Следователь Божичко, который вел мое дело, применял ко мне незаконные методы следствия: допрос велся в течение семи суток, без перерыва для сна, меня заставляли стоять по 36-40 часов подряд, во время стояния били и издевались.

При этом никаких попыток разобраться в существе дела следователь не предпринимал – от меня требовали только подпись под заявлением, что я контрреволюционер. Несмотря на применение насилия, такого заявления я не подписал. Очных ставок с лицами, давшими показания против меня, не было.

Никакой контрреволюционной деятельностью я абсолютно никогда не занимался, я всегда был честным советским ученым, отдававшим всю свою жизнь науке и воспитанию молодежи. Я еще полон творческих сил и энергии, которую надеюсь отдать родной науке и технике.

Прошу пересмотреть мое дело и дать мне возможность опровергнуть клевету, из-за которой я теперь оторван от жизни. 22 апреля 1939 г. П.Лукирский».

ПОЗДНЕЕ ученый вспоминал, что в тюрьме одно время с ним находился маршал Рокоссовский, призывавший заключенных не поддаваться провокациям, сохранять хладнокровие, не подписывать ложных показаний-самооговоров.

Шло время. Отбывать заключение Лукирского отправили в Соликамск. Туда академик А.Ф.Иоффе на официальном бланке физико-технического института Академии наук СССР и отправил письмо своему ученику и сподвижнику.

«Дорогой Петр Иванович! От Елизаветы Николаевны узнал Ваш адрес. Мы надеемся, что вы скоро вернетесь в среду советских физиков, где ваше отсутствие весьма болезненно ощущается. Ленинградский университет не может найти лица, которое хотя бы частично заменило Вас, и ждет вашего возвращения на кафедру, на которой вы воспитали столько прекрасных учеников. Но больше всего ваше отсутствие чувствуют советская электрофизика и электрофизическая промышленность, для которых вы были высшим авторитетом. Ваш блестящий экспериментальный талант и обширные знания совершенно необходимы для успешной работы. Здесь никто не может Вас заменить... Мы убеждены, что та ошибка, приведшая к вашему осуждению, разъяснится, что моральная и политическая чистота ваших мыслей и действий будут выявлены... Надеюсь, что скоро и Вы будете работать вместе с нами. Ваш А.Иоффе».

Усилия академика Иоффе и других коллег попавшего в опалу ученого возымели действие. Лукирского перевели в «шарашку» под Боровичами, а в разгар Великой Отечественной войны – в октябре 1942 года – освободили и полностью реабилитировали.

НО перед этим в жизни Петра Ивановича был еще один лагерный этап, завершившийся новыми испытаниями и едва не стоивший ему жизни. «Но вот с июня 1941 года все изменилось. Посадили в теплушки и повезли. Повезли неведомо куда. Только позднее узнали о войне с немцами. Да, а потом была Печора, лесоповал. Круто приходилось. Доходил я. И тут – чудо! Нет, не чудо – люди. Черт знает, как многие люди меня узнавали. Где встречались? Как? Когда? Я и не помню, а мне вдруг – помощь: то кусок хлеба, то еще что. А тут кто-то нашелся – перевел меня в банщики. Ну, святая работа! Если бы не этот вошебойный цех – я бы не выдержал...»

Уже вскоре после приезда на Печору П.И.Лукирский очутился на станции Мишаяг. Одним этапом в июльские белые ночи вместе с ним сюда пришли академик Лев Александрович Зильбер и профессор медицины Борис Матвеевич Болтянский. Позже они вспоминали свое появление на лагерной колонне: «Остановились, потрясенные видом Комлева в белых штанах, белой рубашке с закатанными рукавами. Спрашиваем: «Это кто?» – «Врач». – «Вольнонаемный?» – «Заключенный». – «Ну, значит, жить будем».

На станции Мишаяг располагался лазарет №3 САНО 1-го отделения Печжелдорлага. Его контингент составляли доходяги, сильно истощенные, больные заключенные. Попав на лесоповал, уже вскоре Петр Лукирский в компании подневольных светил советской науки очутился в лазарете САНО, на попечении Бориса Васильевича Комлева. Заключенный доктор, поразивший ученых своим цивильным видом, немало сил приложил для лечения Петра Ивановича, а после его выздоровления хлопотал, чтобы его оставили при санчасти, ссылаясь на знание своим протеже латыни. Сделать это удалось, ученого определили на должность санитара аптеки, где он получил прозвище Дед.

УБИТЫЙ обрушившимися на него испытаниями, растоптанный суровой лагерной действительностью, сгорбленный, молчаливый... Таким Петр Иванович запомнился собратьям по несчастью в первые месяцы пребывания в Мишаяге. Но уже вскоре ученый преобразился. Ожил, взбодрился он благодаря другому ученому, такому же известному в научных кругах, как и он, – Льву Александровичу Зильберу. Именно Зильбер вовлек Лукирского в изготовление лекарств из природных материалов, например, дрожжей из ягеля, с помощью которых лечили авитаминоз и дистрофию. Благодаря находчивости двух ученых удалось изготовить и партию герметичных пробок для перевозки инъекций в другие лазареты Печорлага: для этого Зильбер и Лукирский использовали эластичную кору северных деревьев. Широкая научная деятельность ученых, находящихся в здешних лаготделениях и лагпунктах, была обобщена на съезде лагерных врачей, на котором прозвучало немало докладов об их открытиях и успешном лечении различных болезней.

В лазаретах Мишаяга, куда свозили туберкулезных и психических больных со всех точек обширного Печорлага, трудилось немало профессионалов высокого класса, настоящих подвижников. Огромное туберкулезное отделение возглавлял врач Сергей Андреевич Яковлев, тоже заключенный. Организация психиатрического отделения легла на плечи Александра Моисеевича Шульдера. До ареста он был главным врачом ленинградской больницы им.Балинского. В Коми за время заключения он успел поработать в Усть-Выми, Чибью, Воркуте, Абези. Лагерный срок получила и жена Шульдера, врач-педиатр Елизавета Владимировна Богоявленская, вместе с которой на Печору были высланы ее престарелая мать и две дочки-подростка. После освобождения А.М.Шульдер написал воспоминания, опубликованные на страницах журнала «Нева».

Его дочь Светлана Камфорина (Шульдер), проживающая в Санкт-Петербурге, рассказывала: «В Мишаяге находился академик П.И.Лукирский. С ним занималась математикой моя старшая сестра. Ведь школы там не было. Когда я серьезно заболела, отец показал меня профессору Кацу. С нашей семьей дружила врач-стоматолог Гита Борисовна Зайцева. Муж ее был расстрелян как враг народа, в Ленинграде оставался малолетний сын под опекой ее сестры. После возвращения матери он получил высшее образование, защитил докторскую, стал профессором-латинистом».

ВСЕ помыслы и надежды были связаны с детьми и у Петра Лукирского. Сохранилось письмо Петра Ивановича из лагеря, адресованное старшему сыну Андрею.

«Дорогой мой Андрюша!.. Тебе уже 13 лет. Мне так хотелось бы с тобой обо всем поговорить, так хотелось бы, чтобы ты все подробно рассказал про свою жизнь, про свои занятия, про свои игры и шалости и про свои успехи в спорте. Мне очень хотелось бы помочь тебе во всех твоих делах и поддержать тебя во всех хороших и полезных начинаниях. К сожалению, я сейчас это сделать не могу. Однако я очень надеюсь, что и без меня ты будешь работать над собой, и развиваться, и расти так, как хотел бы твой папа.

Андрюша, дорогой мой! Если бы ты знал, как хотелось бы мне быть с тобой все время, с нашей дорогой мамой, с Ксюшей и Митюхой – всем вместе и работать, и учиться, и веселиться, как в старые добрые времена. Я очень прошу тебя и всех: без меня живите дружно и хорошо – так же, как если бы я был с вами. А мне пишите как можно чаще и подробнее про вашу жизнь, так как я живу только вашей жизнью. Ведь своей у меня нет.

Родной мой Андрюша! Твой папа очень любит тебя и гордится тобой. Работай над собой, занимайся, расти так, чтобы когда твой папа вернется к тебе, он с такой же радостью, любовью и гордостью вошел в свою любимую, дружную и сплоченную семью. берегите нашу мамочку, без меня ей жить тяжело, облегчайте ей всячески эту тяжесть. Крепко-крепко обнимаю тебя, родной Андрюша».

АНДРЕЙ Петрович Лукирский полностью оправдал надежды отца, успешно окончил физико-математический факультет ЛПИ, продуктивно трудился в Ленинградском университете, защитил докторскую диссертацию, имел звание профессора и мастера спорта по теннису, считался одним из ведущих теннисистов страны.

П.И.Лукирский был освобожден в октябре 1942 года и попал сначала в Казань, где велись работы по изучению радия и его свойств, затем заведовал физическим отделом НИИ радия АН СССР в Ленинграде, с 1945 года он – профессор, заведующий кафедрой Ленинградского политехнического института.

А вот каким П.И.Лукирский остался в памяти одного из сослуживцев Н.Баньковского. «Лукирский обладал покоряющей интеллигентностью. Он принадлежал к тем редким людям, встреча с которыми, даже кратковременная, оставляет неизгладимый след не только в памяти, но и в самой судьбе... Студенты постоянно ощущали внимание Петра Ивановича. Но оно никак не походило на назойливую мелочную опеку. Он был удивительно доступен для студентов. Поражало сочетание в одном человеке очень важных для руководителя черт. Во-первых, ясный ум, позволяющий уловить суть проблемы, отделить ее от всего второстепенного, проанализировать ее просто и убедительно. Во-вторых, научная эрудиция: казалось, не было такой проблемы в физике и смежных с ней науках, в которой он не разбирался бы. В-третьих, выдающаяся память: например, он мог, почти не задумываясь, сообщить не только суть какой-нибудь даже давней публикации, но и многие ее детали, а также дать ссылку на источник. В-четвертых, высокая общая культура: например, однажды он более часа вел беседу об эпохе Петра Первого. В-пятых, щепетильная порядочность и непреложная принципиальность. И, наконец, Петр Иванович обладал покоряющей интеллигентностью в самом широком смысле этого понятия».

Татьяна АФАНАСЬЕВА,

научный сотрудник Печорского историко-краеведческого музея.

ТАКЖЕ В РУБРИКЕ

№132 (5009) - 27 июля 2013 года