Газета "Республика" №72 (4229)

Памятник жертвам гражданской войны в Троицко-Печорске.

У жителей Троицко-Печорска Веры Нечаевой и Бориса Попова события гражданской войны до сих пор вызывают шквал эмоций.

На этом довоенном снимке запечатлен дом, который стал эпицентром мятежа.

Старожилы Троицко-Печорска Лидия Бажукова и Агнесса Терентьева знают о "белом годе" по рассказам односельчан.

Неля Бажукова демонстрирует снегоступы из арсенала белых войск.

Место, где покоятся жертвы "белого террора".

В историю гражданской войны в Коми крае селу Троицко-Печорск было предначертано вписать едва ли не самые трагические страницы. Именно оно в феврале 1919 года стало центром крупнейшего на севере антибольшевистского восстания. Здесь же после мятежа достиг апогея «белый террор»: по приблизительным подсчетам, в Троицко-Печорске и в соседних населенных пунктах было казнено около 200 большевиков, активистов советской власти и красноармейцев.
По-своему символично, что в этом белогвардейском «логове» и завершилась на нашей территории братоубийственная гражданская война. Что сегодня напоминает в этом припечорском селе о драматических событиях девяностолетней давности? Какие события и детали хранит память здешних старожилов о «белом годе» – отрезке времени от антибольшевистского восстания до освобождения Троицко-Печорска отрядами красноармейцев? Поиск ответов на эти вопросы воскресил некоторые уже позабытые коллизии далекой войны, а также дал пищу для размышлений и парадоксальных выводов.

Свидетельств о гражданской войне в Троицко-Печорске осталось и много, и мало. Вытянувшиеся вдоль Мылвы дома – большие, черные, частично уже разобранные на дрова, наверное, и 90 лет так же вглядывались в воду и в чащобы на противоположном берегу реки. Как и другие дома, взбежавшие на пригорок или остановившиеся у его подножия. Многие из них ушли в землю, заколочены, необитаемы. Молчат.

Хранит молчание и березовая роща недалеко от спуска к Мылве. Но, если обойти ее по периметру, она словно оживает. Вот на дорогу выходит «человек с ружьем» – памятник героям гражданской войны. Недалеко от мемориала, зимой укутанный сугробами, торчит еще какой-то знак. Без подсказки местных жителей уразуметь, чей памяти этот памятник, – невозможно. Памятный знак, как выясняется, «онемел» из-за вандалов. Они сорвали металлическую дощечку, прикрепленную к нему, сдали ее в «цветмет». Она гласила, что здесь, в центре Троицко-Печорска, в братской могиле в 1919 году нашли последний приют десятки людей – жертв «белого террора». Братская могила от этого столбика и начинается. Отличить ее можно лишь по тому, что на ее месте – метра два в ширину и метров десять в длину – деревья не растут. Все остальное пространство засажено березками.

К памятным знакам примыкают два здания. На двери большого деревянного строения навешены замки. Дом культуры в райцентре дошел до ручки, находится в аварийном состоянии, уже давненько закрыт для посетителей. Он был возведен на месте «красы и гордости Печорского края» – Троицкого храма, давшего имя и селу. В 30-е годы церковный кирпич понадобился для народно-хозяйственных нужд. Тогда же начался узаконенный вандализм – уничтожение могил на большом старинном кладбище вокруг церкви. После окончания Вологодского духовного училища в 1859 году на службу в Троицкую церковь был определен Вонифатий Куратов, родной брат основоположника коми литературы Ивана Алексеевича Куратова. К Вонифатию будущий поэт был особенно привязан, разделяли их всего два года, росли не разлей вода. Сюда, в Троицко-Печорск, после смерти И.Куратова и поступила часть его архивов, исчезнувшая бесследно. Ненадолго пережил брата и Вонифатий, умер 52 лет от роду, здесь в ограде Троицкого храма в 1888 году и был похоронен, но и его могила, как ничья другая, здесь не уцелела.

Поблизости от бывшего храма и памятных мест, связанных с гражданской войной, располагается районный краеведческий музей. Двухэтажное деревянное здание для музея построено не так давно. В пяти залах, казалось, представлены все этапы истории этого уголка Коми края. Останки доисторических животных, каменные и железные орудия труда, деревянная утварь, охотничье снаряжение, документы и личные вещи участников Великой Отечественной войны, галерея портретов земляков-«афганцев», поделки и картины местных талантов... «А почему про гражданскую войну нет ничего?» – вырывается вслух удивление. Сотрудник музея Неля Бажукова разводит руками. Отсутствие материалов об «апофеозе» гражданской войны, как выясняется позже, это своего рода подсказка: не все, что происходило здесь, однозначно, «ничто на Печоре не лежит на поверхности».

Один экспонат, имеющий отношение к событиям гражданской войны, в музейной экспозиции отыскался-таки. Неля Бажукова показала пару предметов, чем-то напоминающих ракетки для игры в теннис. Оказалось, что это – снегоступы. Легкие, прочные, но уже почтенные, столетние. На раритете остался штамп страны-изготовителя – Канада. Такой тип лыж, судя по всему, попал на Печору в годы гражданской войны. Ведь именно в здешних лесах в ту войну базировалась и Британская военная миссия. Кто-то из «шотландских стрелков», вполне вероятно, и утаптывал снег в печорской парме такими снегоступами.

Стоит вкратце напомнить несколько ключевых событий гражданской войны в этом крае.

Троицко-Печорск центром яростного противоборства между красными и белыми, впрочем, как и вспыхнувшего здесь антибольшевистского восстания, стал прежде всего из-за своего месторасположения. Он стоял на пути, который не могла миновать ни одна из воюющих сторон, жаждущая заиметь неслыханные богатства – хлебные запасы. Этот хлеб в 1918 году был сосредоточен в зауральском селе Саранпауль (Ляпино). Его продали советской России сибирские белогвардейцы взамен некоторых уступок от пришедших к власти большевиков. Руководство страны Советов намеревалось обеспечить этим хлебом северные уезды Архангельской губернии, где хлеб не выращивался и население часто страдало от его недостатка. После начала гражданской войны право на этот хлеб предъявило самопровозглашенное временное правительство Северной области. Большевики 250 тысяч пудов купленного хлеба отдавать в руки противников не пожелали, так как он был крайне необходим и для своих нужд.

В Саранпауль вели две дороги: некогда знаменитый Сибиряковский тракт и заброшенный к тому времени волок Аранец – Ляпино. Как раз через этот волок красные и решили начать доставку хлеба. Экспедиция во главе с И.Андриановым в количестве 123 человек в начале зимы 1918 года двинулась к Уралу. По дороге красный отряд принял бой, но заветной цели все же достиг. Большевистское руководство приняло решение превратить Саранпауль в укрепрайон и начать отсюда масштабный вывоз хлеба. В преддверии 1919 года по аранецкому волоку за Урал потянулись обозы.

Хлеб сначала доставляли до Усть-Щугора, затем переправляли в Троицко-Печорск, а уже отсюда планировалось вывозить его на Вычегду. Даже сейчас, в начале XXI столетия, места, которые здесь упомянуты, любого заставляют крепко задуматься перед грядущим путешествием по бездорожью в эти дикие, безлюдные края. В начале прошлого века продвижение по здешним волокам, да к тому же с грузом, таило в себе куда больше трудностей и лишений. Тем не менее в этот неблизкий и опасный путь отправляли все новые и новые партии вычегодских и печорских крестьян. Из Саранпауля красным к началу 1919 года удалось вывезти 12275 пудов хлеба. Все эти запасы были сосредоточены в Троицко-Печорске. Уже 16 января 1919 года белые захватили Саранпауль, отрезав пути к хлебным запасам.

Первоначально ляпинский хлеб вроде как предназначался для жителей северных уездов. Но после его доставки в Троицко-Печорск планы советского руководства изменились. Набирала обороты гражданская война, требовалось обеспечить хлебом регулярные красные войска. Из печорских запасов лишь немного хлеба перепало жителям Ижмы и Усть-Ухты. Для вывоза из Троицко-Печорска муки-сеянки, овса и пшеницы были отправлены около 500 подвод из вычегодских сел из Чердынского уезда. Подавляющее большинство этих крестьян, не по своей воле очутившихся зимой 1919 года в неблизком от родных мест Троицко-Печорске, стали свидетелями и заложниками разыгравшейся здесь трагедии.

Самым известным отображением троицко-печорских событий марта 1919 года в коми литературе до последнего времени оставалась повесть Ильи Пыстина «Белый год». Уроженец Троицко-Печорска, писатель много лет собирал материалы для описания трагических событий, происшедших в родном селе. Некоторые детали происшедшего запали в память и его самого, тогда еще 11-летнего мальчика.
О других Пыстин расспрашивал односельчан, родных. Между прочим, до сих пор в Мылдино (так раньше называли Троицко-Печорск) некоторые «винят» в бунте богачей – Пищиков. Пищики – разветвленный, грамотный местный род, получивший родовое прозвище от одного из предков, служившего писчиком, писарем. Так вот, из этого же рода «зачинщиков бунта», как оказалось, происходил и Илья Пыстин.

Однако его повесть строго выдержана в рамках социалистического реализма, герои которого разведены на противоположные полюса. Симпатии автора произведения полностью на стороне попавших в переплет ямщиков, красноармейцев, большевиков Суворова и Морозова. Их антиподы – троицко-печорские богачи, приспешники белогвардейцев, жители родного села, позарившиеся на лошадей вычегодских крестьян-ямщиков. Образы зачинщиков и идейных вдохновителей восстания представлены в гротескной форме: все они – кровопийцы, хапуги, рвачи. Еще – безнадежные пропойцы: без самогонных штофов и опрокидывания стаканчиков не проходит ни одна встреча злоумышленников. Самый же горький пьяница среди них – местный поп.

Трудно представить, чтобы впервые вышедшая из печати в 1941 году повесть «Белый год» имела другие выводы, отличные от генеральной линии партии. Автор был, как говорится, сыном своего времени. Заслуга его в другом: в точном описании всех мест, где разворачивался «бунт», самого села и его окрестностей, в знании не только всех главных действующих лиц, но даже их прозвищ. Все это и составляет колорит повести.

Главная причина восстания в Троицко-Печорске в советской историографии называлась однозначно: кулацкая расправа и реванш за установление советской власти. Однако даже беглое знакомство со списками «вдохновителей» заставляет усомниться в этом. Наряду с богатыми крестьянами Поповыми, Бажуковыми, Пыстиными в нем значились пусть не голытьба, но и рядовые жители села, красноармейцы, студент юрфака Санкт-Петербургского университета, работавший в это время лесничим на Печоре Н.Скороходов. Еще один лесничий – И.Мельников стал руководителем восставших.

Одной из видимых причин свергнуть еще совсем недавно установившуюся в селе новую власть стало быстрое продвижение к Троицко-Печорску колчаковских соединений. В конце января 1919 года они заняли Якшу, находившуюся в 130 километрах отсюда. Северная группа сибирской армии А.Колчака именно через это направление планировала выйти к Усть-Сысольску и соединиться с другими белыми частями. «Победоносное шествие» Белой армии по Коми краю к осени 1919 года оставило лишь «островки» – часть Сысолы и Прилузья, где уцелели остатки красных войск. Казалось, победа уже близка...

Но были и другие причины, заставившие жителей Троицко-Печорска взяться за оружие. Хлеб, который в большом количестве был складирован в их селе, жителям печорских сел так и не достался. «Печора слишком контрреволюционна, чтобы есть хлеб», – приводят историки слова командира красных частей на Печоре небезызвестного Морица Мандельбаума, который и стал родоначальником терроризма на территории Коми края. К началу 1919 года счет лично расстрелянных граждан этим красным командиром шел на десятки. Устанавливая советскую власть в вычегодских и припечорских селах, он не гнушался ничем: накладывал контрибуции, делал обыски, конфискацию. И Мандельбаум, и другие его сподвижники особую страсть питали к личному обогащению. Историки И.Жеребцов и М.Таскаев в республиканских архивах обнаружили множество заявлений жителей Ижмо-Печорского края, подвергшихся ограблению со стороны красных. А вот какое описание оставил об отступивших на Вычегду в 1919 году красных отрядах комиссар М.Трубачев: «Армия по своему внешнему виду представляла из себя людей, возвращавшихся не то с ярмарки с богатыми закупками или какой-либо богатой наживой, одетых в самую разношерстную и богатую одежду...»

Закономерным итогом такой «экспансии», помноженной на другие причины, стало свержение в Троицко-Печорске советской власти.

Жертвой вооруженного мятежа наверняка должен был стать Мориц Мандельбаум. Но он избежал смерти точно по поговорке: не было бы счастья, да несчастье помогло. Бесконечные обращения жителей на его бесчинства и самосуды в конце января 1919 года заставили вышестоящее командование отстранить красного командира от деятельности в Ижмо-Печорском крае.

Восстание вспыхнуло 4 февраля 1919 года. Расквартированные здесь красные части почти в полном составе перешли на сторону восставших – солдаты подняли на штыки и убили своего командира, заместителя Мандельбаума Н.Суворова. От рук мятежников погибли начальник Уральской продовольственной экспедиции Морозов, доставившие сюда обоз с оружием красноармейцы из чрезвычайной Печорской экспедиции, судоохрана... Восстание в Троицко-Печорске послужило сигналом для свержения «неоперившейся» еще советской власти и в других печорских весях. К середине февраля на Верхней Печоре она была свергнута повсеместно.

Как и любой мятеж, Троицко-Печорский тоже сопровождался террором, расправой, кровью. По разным данным, от рук восставших в селе погибло около 160 человек. До сих пор жители поселка рассказывают душераздирающие истории, как арестованных красноармейцев, нагих, босых, заталкивали в амбары на берегу Мылвы. На улице стоял жуткий мороз, градусов под 40. Почти такая же температура держалась в неотапливаемых амбарах. Брошенные туда люди, чтобы не замерзнуть, вынуждены были прыгать до потолка, беспрестанно двигаться. Одежда раненых за ночь намертво примерзала к стене или к полу, ее приходилось отдирать, что называется, с «мясом».

Четыре дня спустя после восстания в Троицко-Печорск вступили подразделения 25 Сибирского Тобольского полка под командованием поручика Орлова. Почти сразу же после вступления белых на Печоре началось формирование из местных жителей Отдельного Сибирского стрелкового полка. Командовал этим полком капитан Атавин. Атавин же, по мнению некоторых троицкопечорцев, стал главным виновником гибели арестованных красноармейцев.

Он вместе с главным организатором мятежа И.Мельниковым и чинили, как говорится, «суд правый». После чего многих пленников выводили на берег реки и пускали в «расход». Хоронили расстрелянных изуверским способом: заталкивали в проруби, которые доверху были забиты окровавленными телами. У страха, как говорится, глаза велики. Многие рассказывали, что видели на реке горы трупов.

Однако число арестованных красноармейцев было не настолько велико. Кого же еще расстреляли «повстанцы»? Чердынских беженцев? По некоторым сведениям, к моменту восстания часть из них как раз находилась в Троицко-Печорске. Большая партия беженцев в памяти жителей села каким-то образом бы запечатлилась. Но, скорее всего, беженцев было немного. Говорят, что расстреливали и обозников, приехавших на Печору за хлебом. Но этого жители села не подтверждают. Большое число жертв из вычегодских сел запало бы в память их родных. Но в Усть-Куломский район, откуда была родом часть обозников, они в конце концов вернулись. О расстрелах 200 очутившихся в восставшем селе крестьян из соседних волостей ничего не написал в повести «Белый год» и Илья Пыстин. Хотя эту тему затрагивал, несколько страниц посвятил полуголодному существованию людей, чьи лошади стали добычей некоторых падких на чужое добро троицкопечорцев. Как бы то ни было, жертвы были, и даже немалые. Однако упоминания о сотнях расстрелянных наверняка можно отнести как к преувеличениям, свойственным людям, так и к советской контрпропаганде, которая преднамеренно сгущала масштабы «белого террора» на Печоре.

«Правда лежит где-то посередине» – эта фраза звучала рефреном и на встречах со старожилами Троицко-Печорска. Авторитетные жительницы райцентра Лидия Федосеевна Бажукова и Агнесса Семеновна Терентьева от своих старших родственников немало слышали о тех драматических событиях. Ход их рассуждений примерно таков. Когда свершился мятеж, советской власти было, как говорится, без году неделя. Проявить себя ни в худшую, ни в лучшую сторону она еще не успела. Залежи зауральского хлеба, сосредоточенные в Троицко-Печорске, но не доставшиеся местным жителям, «раззадорили» их, развязали руки. Старая власть в лице приближающихся колчаковских частей для многих была хотя бы понятной, ведь при ней жили века. Лозунги советской власти, обещавшей райскую жизнь в будущем, встречали и слушали с недоверием. Размышления здешних крестьян заводили в тупик. А самых отчаянных толкнули взяться за оружие.

В бурлящий водоворот разворачивающихся на глазах событий оказались втянутыми едва ли не все жители Троицко-Печорска. Позже, после освобождения в начале марта 1920 года села частями Красной армии, многих из них заклеймили позором. Среди них оказался и здешний учитель Александр Семенович Федоров, отец народного писателя Республики Коми Геннадия Федорова. На суде над «красными» троицкопечорцами он чудом избежал расстрела, спасло заступничество кого-то из сельчан. А потом как грамотный человек он был привлечен к работе писцом в канцелярии белых. А.Федоров в своих воспоминаниях писал, что на его месте заклейменным мог стать любой местный житель. Красные части за «белый год» предпринимали несколько попыток наступления на Троицко-Печорск. В эти дни мобилизации подверглись все жители села, мужики и бабы. По берегам реки Сойвы они рыли окопы, делали укрепления. На реке Сойве в августе 1919 года произошло и самое «громкое» сражение, с применением с обеих сторон артиллерии. Доносившиеся до Троицко-Печорска «грозовые раскаты» многие жители пережидали в голбцах и погребах. Построенные их руками окопы и заграждения для красных в тот раз оказались недоступны.

Уроженец здешних мест Николай Шахтаров вошел в книги по истории гражданской войны как «мятежник и старообрядческий псаломщик». Что касается последнего, то он им не мог быть априори: старообрядцы ни одного существовавшего на севере толка и согласия не имели тогда в Коми крае своих храмов, отсутствовало у них и церковное чиноначалие, а значит, не было и псаломщиков.

Грамотный крестьянин из деревни Митрофаново Савиноборской волости, он оставил после себя интересный документ. В «Письменных показаниях» Шахтаров подробно описывал, как был втянут «в другую революцию», разразившуюся на Печоре в 1919 году. Во всех здешних селах граждане тоже «ошибочно сделали перевороты». Автор «Показаний» описывает, как односельчане, родственники сделались заклятыми врагами: одни воевали за красных, другие за белых. Шахтаров, как и многие земляки, служил у белых. А они возьми да и проиграй «другую революцию». Житель Митрофаново заплатил дорогую цену за свою «недальновидность»: после завершившегося победой красных противостояния пять лет скрывался в припечорских лесах, издали, урывками наблюдал за жизнью своих близких. Претерпел немыслимые лишения, вечный спутник голод заставлял лакать заплесневевшие помои, вываленные у изб. Все это после поимки он и изложил в своих «Письменных показаниях», исповедавшись, как он писал, «перед Богом и Советской властью».

Самой зловещей фигурой мятежа в беллетристике и историографии выставлен руководитель заговорщиков, бывший лесничий и военкоматовский служащий И.Мельников. Но, как говорится, не так страшен черт, как его малюют. Мельников, человек неместный, приезжий, не решился бы возглавить мятеж без поддержки родственников жены Марии Ивановны, уроженки Троицко-Печорска. После подавления восстания от наказания Марию Ивановну спасла большая семья – на ее попечении оставались пятеро сыновей – и вторичное замужество. Кстати, Мария Ивановна доводилась родной тетей участнику Великой Отечественной войны из Троицко-Печорска, кавалеру двух боевых орденов Ивану Бажукову. Она же – мать известного в стране ученого-геолога Веры Чижовой. Волевой, решительный характер помог женщине пережить последующие потери: смерть от тифа второго мужа и гибель на фронте четырех сыновей. Лишь один – Глеб – с войны вернулся живым. Такая вот цена, которую заплатили, защищая Родину, сыновья врага и мятежника Мельникова.

Беседа с братом и сестрой Борисом Ивановичем Поповым и Верой Ивановной Нечаевой затягивается чуть ли не до полуночи. События 90-летней давности для двух немолодых людей и дочери Веры Ивановны – Ольги быльем не поросли. Из их уст рассказы об этом звучат так, как будто происходили недавно. Это от того, что прошлись каленым железом по живому, натянули, как тетиву, вздрагивающий нерв.

Их предок – Василий Попов и является родоначальником здешних богачей и грамотеев Пищиков (Писчиков). Его сын Николай из царской армии вернулся в чине унтер-офицера, построил знатный двух-этажный дом недалеко от Троицкой церкви, в котором не было тесно его семерым детям. Накануне революции старшие успели получить образование, Илья уже жил отдельно. Размеренное, в достатке житье-бытье Поповых нарушило воцарение советской власти. И сразу началась канитель. Младший сын Александр учился в Помоздино. Не успели советы взять власть, как разразился голод. Николай Попов сильно беспокоился о сыне, которого не мог обеспечивать провизией. Извозчики, курсирующие между Помоздино и Троицко-Печорском, успели привезти умирающего от голода мальчика домой, а домашние спасли его от смерти. Имя Александра Николаевича Попова сегодня носит в Троицко-Печорске районный краеведческий музей, у истоков создания которого он, школьный учитель, и стоял.

Калейдоскоп последующих событий разметал семью Поповых по разные стороны баррикад. Степана и Михаила прибило к красным. Всего одно письмо с чужой стороны успел отослать домой Степан: «Служу у товарища Чапаева», – писал он незадолго до гибели. В это же время его брат Илья с родственником Мельниковым пытались дать в родном селе отпор красным, непрошеными гостями вторгшимся в их дома. После отхода белых частей из Троицко-Печорска вместе же почти год скрывались в здешних лесах. В один день обоих поймали чердынские чекисты. Привезли в Троицко-Печорск. Илью Николаевича ночевать отпустили домой, он успел помыться в бане. Утром забарабанили прикладами в дверь. Увезли. За Шерлягой расстреляли. Сестра Евдокия запрягла лошадь, привезла тело брата. Похороны одного из «мятежников» собрали все село. Вся дорога от дома до кладбища была усеяна толстым слоем еловых веток. Никто о покойном не сказал ни одного худого слова, только – уважение, признательность, благодарность.

Племянница Ильи Попова – Вера Ивановна Нечаева решительно отметает многие факты официальной трактовки восстания в Троицко-Печорске. Не верит она и оглушительной статистике жертв мятежа. Уже совсем другим тоном – тихим, размеренным – подчеркивает суть происшедшей в 1919 году в этом селе трагедии, эхо которой докатилось до наших дней. Она прошла по каждой семье, переметнула родных людей к разным лагерям и берегам, отдалила, увела друг от друга. Видимо, этот тесный клубок семейно-родственных отношений между участниками восстания, а также живущие в поселке их многочисленные потомки и служат преградой для здешних музейщиков. Поэтому же и не оформлена экспозиция о событиях гражданской войны.

Вхождение 6 марта 1920 года в Троицко-Печорск красноармейского гарнизона ознаменовало завершение на территории Коми края гражданской войны. Хотя еще до 1922 года в печорских лесах и припечорской тундре бродили разрозненные группы белогвардейцев, пытавшихся оказать сопротивление советской власти. Но их дни были уже сочтены.

Белый год

/ Бой под Троицко-Печорском, происшедший 90 лет назад, ознаменовал окончание гражданской войны в Коми крае