Дочь разных народов

/ Сыктывкарка Эльвира Уткина может назвать себя и украинкой, и узбечкой, и эстонкой

Семья украинцев Кифюк. 30-е годы.

Елена Михайловна Талу. 70-е годы.

Эдмунд Карлович Талу. 70-е годы.

«Семейные тайны»

В начале этого года «Дым Отечества» объявил о новом конкурсе. Он называется «Семейные тайны». Уже cамо название предполагает определенный ракурс публикаций: погружение в минувшее, рассказ о событиях, связанных с неизвестными, драматическими страницами, любопытные эпизоды, незабываемые встречи, впечатления... Рассказы и письма об этом печатаются весь год на седьмой странице нашего приложения.

Миловидная женщина распахнула дверь в кабинет и виновато проговорила: «Вот пришла рассказать свою семейную тайну». Потом пояснила, что по матери она украинка, отец,

а по правде сказать отчим, – эстонец. Прочитав некоторое недоумение в моих глазах, не смутилась: «Не вы одна удивляетесь. В моем лице много южных черт. Я и не скрываю, что мой настоящий отец – узбек. Короче, во мне смешалось множество кровей. Всему причина – наше прошлое». После этих слов сыктывкарка Эльвира Эдмундовна Уткина раскрыла принесенные с собой папки, развернула свертки с фотографиями. Поведала историю своей семьи.

Виновата национальность

Больше других из вороха фотокарточек потрясал семейный портрет украинцев Кифюк из Ивано-Франковской области. Снимок был сделан в 30-е годы в селе, где пустила корни мощная поросль этого рода. На фотокарточке почти 40 человек: сыновья, дочери, невестки, зятья, внуки, внучки. Открытые, красивые лица, светлый взгляд детских глаз, белые рубахи с вышивкой у женщин, подпоясанные широкими кушаками – у мужчин... Эта карточка – то немногое, если не единственное, что связывало долгие десятилетия маму Эльвиры Эдмундовны – Елену Михайловну с родиной, с которой ее разлучили совсем юной. Разлучили навсегда.

В той далекой жизни на родной Ивано-Франковщине Елена Кифюк успела познать счастье родительского дома и очень короткой супружеской жизни. В 1945 году их деревню разворотило лихо. Всю семью справных крестьян Кифюков, кто выжил в войну, побросали в вагоны и развезли в разные стороны. Елена Михайловна во взрослой жизни, да и на склоне лет, даже дочери редко раскрывала изнанку души. Невмочь ей было вспоминать беду. Как убили мужа, как умер на руках первенец. А потом с сестрой Калиной и с матерью их отправили на Север. Восемнадцатилетнюю украинку Лену отправили на лесоповал в коми глубинку, а мать с сестрой попали на другой лесоповал – в Архангельской области. Бедовая, боевая дивчина, Лена несколько раз бежала из тайги, чтобы найти сестру и маму. Но каждый раз погоня настигала ее раньше, чем она могла добраться до них. После очередного побега ее бросили в сыктывкарскую тюрьму. Когда освободили, был май. На ее ногах истлели последние лапоточки. И по сыктывкарским улицам, покрытым лужами с наледью, Лена шагала босиком.

Все слезы к этому времени юная женщина уже выплакала. После тюрьмы хотелось думать о чем-то безоблачном, умиротворяющем. Но память снова и снова воскрешала виденное и пережитое. Как в лагере собарачница немка подняла с земли мерзлую картофелину. И как на нее накинулся с палкой рассвирепевший надзиратель. И бил ее, бил. Через несколько дней женщина умерла от кровотечения. А сколько еще было подобных смертей – привычных, бессмысленных, страшных?

После последнего побега возвращать Елену на лесоповал почему-то не стали. Она осталась в Сыктывкаре. До 1961 года числилась спецпереселенкой «по национальному признаку». За это время удалось наладить связь с сестрой Калиной. А маму сестры потеряли. До сих пор родные не знают, где, в какой стороне бескрайней архангельской тайболы затерялась ее могила.

Папина тюбетейка

О возвращении на родину Лене Ступарик и думать было нечего. Нашла угол в длинном бараке по улице Колхозной. А работать стала в ремонтно-строительном тресте. Энергичная, неутомимая, сразу же стала нарасхват.
С утра до ночи пропадала на стройках. На одной из стройплощадок и повстречала смуглого скромного человека. Звали его Ташмат Норматов. Он попал из солнечного Узбекистана на стылый Север тоже по чьему-то злому навету. Тащил лямку лесоруба, голодал, доходил... Оказавшись в Сыктывкаре, чуть-чуть перевел дух. Здесь его стали навещать земляки. Елена и Ташмат друг другу понравились. Начали жить вместе. Родилась Элечка. Хотя с отцом Эльвира Эдмундовна рассталась, когда ей было всего четыре годика, до сих пор перед глазами пряные мешки, стоявшие в коридоре их неказистой квартиры в подвале одного из домов. Мешки были набиты урюком, киш-мишем, их привозили из Узбекистана друзья отца. Они же Эле дарили экзотические подарки. Например, тюбетейку-недельку: каждый день недели девочка надевала новый головной убор с непохожим витиеватым рисунком.

Елену Михайловну Север не отпускал от себя. А ее первого мужа родина все-таки перетянула. Он уехал в Узбекистан, звал с собой и дочку с женой. Год за годом... и связи прервались. Когда Эля подросла, у нее был уже другой отец – Эдмунд Карлович Талу. Но девочка очень хотела узнать, что же стало с ее родным отцом. Написала в «Комсомольскую правду». И Ташмат Норматов отозвался. Написал письмо из Узбекистана. Сообщил, что стал ученым, работает в институте хлопководства. Звал дочь к себе погостить. Но она так и не собралась. Потом и письма перестали приходить.

А ее маме в Сыктывкаре еще раз улыбнулось женское счастье. Как-то пригласили бригаду маляров Кифюк сделать косметический ремонт в кинотеатре «Октябрь». В фойе кинотеатра в послевоенные годы играл духовой оркестр. Оркестром руководил эстонец Эдмунд Талу. Присмотрелся он к стайке женщин в малярском камуфляже. Подошел к Елене: «Вы так на мою маму похожи». Спокойный, серьезный человек с бороздами лет и испытаний на лице чем-то сразу запал в душу бойкому бригадиру. Слово за слово. А через несколько месяцев они уже признавались, почему же в людской толчее раньше не приметили друг друга.

Страдивари из Сыктывкара

У эстонца Эдмунда Талу, как и у тысяч людей схожей с ним судьбы, был свой отсчет времени. Он тоже не совпадал с датой рождения, брал начало в 40-х годах. По «национальному признаку» сына кондитера из Нарвы послали сначала в уральские лагеря, потом – в Коми. Немногословный, сдержанный Эдмунд Карлович почти никогда не посвящал близких – жену и дочь в перипетии своих хождений по мукам. Уже после его смерти, разбирая оставшиеся от отца бумаги, Эльвира Эдмундовна узнала, что отец был осужден особым совещанием, много лет томился в Заполярье. Вырвавшись из тисков смерти, он с радостью предался ремеслу столяра-краснодеревщика, которому обучился еще в Эстонии. Второй страстью Талу была музыка. После освобождения и реабилитации он поступил работать в сыктывкарский драмтеатр скрипачом. Потом одиннадцать лет руководил оркестром в кинотеатре «Октябрь», откуда его пригласили в детскую музыкальную школу преподавателем по классу скрипки. Все эти годы Эдмунд Карлович слыл в Сыктывкаре лучшим настройщиком музыкальных инструментов. Его тонкий слух улавливал любую фальшь в гамме звуков, а неутомимые пальцы безошибочно находили источник какофонии.

Эдмунд Талу безукоризненно знал и русский язык. Как-то признался, что, когда попал в лагерь, не знал по-русски ни одного слова. Выучил за годы скитаний. Каллиграфическим почерком писал письма своим друзьям по лагерям. Однажды получил приглашение из Грузии от одного из солагерников. Грузинский друг писал, что выпустил книгу, хочет, чтобы Эдмунд приехал в гости. Этим приглашением воспользовалась Эльвира. Она как раз ехала в путешествие по маршруту Тбилиси – Ереван – Баку. В Грузии навестила отцовского друга. До сих пор перед глазами впечатляющий прием. Двухэтажный каменный особняк на берегу Куры... Ломящийся от яств стол... Хлебосольные хозяева... Отцу на память от друга она привезла изысканную фигурку юной скрипачки, вышедшую из-под рук грузинского мастера-чеканщика.

«Семейный интернационал»... Так говорит Эльвира Эдмундовна о своей семье. Люди разных национальностей окружали их и в городе, жили по соседству. Все знали, как и почему они очутились в этом «северном Вавилоне». Но друг к другу из-за этого вынужденного соседства никогда никаких счетов не предъявляли. Лишь молча тосковали по утраченной родине.

Елена Михайловна Талу стала известным в Коми республике строителем, получила звание заслуженного строителя РСФСР. Но это, так сказать, видимая, парадная сторона жизни этой незаурядной женщины. Другая сторона – сплошные авралы, когда из-за бесконечных ночных смен в круглосуточный детсад пришлось определять даже единственную отраду – дочь. Два раза Елена срывалась с хлипких лесов, получила на стройке множество травм. Еще не старая, она уже с трудом передвигалась, последние шестнадцать лет не выходила из дому. Похоронив любимого мужа, сама тихо ушла из жизни в 2006 году.

«Кто же я на самом деле? Пожалуй, и не ответишь сразу. Дитя времени? Дочь народов, оторванных от родины? Но, как и родители, не хочу бросать камни в минувшее, – говорит Эльвира Эдмундовна. – Сыктывкар – моя родина, любимый город. Всю жизнь проработала воспитательницей в детском саду. Здесь живет мой сын. Здесь же ежедневно я вспоминаю своих близких. Людей разных национальностей, но одинаковой судьбы».

Анна СИВКОВА.

ТАКЖЕ В РУБРИКЕ

№216 (3890) - 22 ноября 2008 года