| Из первых уст |
7 марта 2015 года |
Ирина Земцова: "Изучать старинный быт по фото - что писать мелом по молоку"
Десятилетие кафедры ДПИ института культуры и искусства Сыктывкарского госуниверситета для народного мастера России Ирины Земцовой – почти как личный юбилей: сколько с нуля вложено, а сколько получено сторицей. Но речь даже не об этом. Так сложились звезды, что именно она – с ее архилюбопытством, с истовой любовью к народному искусству, к русской старине и истории России в определенном ее сегменте – стала обучать тех, кому в силу полученной профессии предстоит взращивать будущих мастеров декоративно-прикладного искусства.
Ее воспитанникам повезло: благодаря страсти Ирины Земцовой к собирательству старины и предметов крестьянского быта они имеют возможность в прямом смысле слова пропустить все через свои руки. Ведь для многих из них это настоящее счастье – прикоснуться к истории, а может, даже заглянуть в глубину веков. Сегодня Ирина Земцова – собеседник газеты «Республика». – Ирина Вениаминовна, забавный псевдоним – Акулина Прялкина, хотя и вполне закономерный для известной всей стране собирательницы прялок. Тем не менее не каждый современный горожанин «наденет» на себя такой деревенский «ник»... – Наверное, у всех имя Акулина ассоциируется с деревней, а у меня – именно с теми местами, где я родилась, с Вологодско-Архангельской областью. Вообще мое детство прошло в очень любопытном местечке, наш лесной поселок – Сусоловка располагался на границе даже не двух, а трех областей. – Да, в России все возможно, и все же поясните… – Поселок был разделен на две части железной дорогой. Мы жили на территории Кировской области, школа, клуб и магазины располагались уже на стороне Вологодской области, а кладбище – в Архангельской области. Поэтому своими земляками я считаю всех, кто проживает в этих трех областях. Встретишь кировчанина: «Земеля…», вологодского жителя – «Земеля...» Как-то услышала: «Ну Земцова дает, все у нее земляки». Хотя, конечно, мои корни больше вологодско-архангельские: папа – коренной устюжанин, мама родилась в Котласе, а родственники тут и там проживают. Так что я типично северная Акулина. Сегодня имя Акулины Прялкиной знают все, кто общается со мной по скайпу. А иногда в соответствующей среде я так и представляюсь псевдонимом. – У вас огромная коллекция прялок – более ста, а вы помните свою самую первую? – Конечно, с ней произошла целая история. Эта красавица пришла в те далекие годы, когда я изучала росписи и непосредственно занималась росписью по дереву после окончания педагогического колледжа, работая на предприятии народных художественных промыслов. Мы с подругой Валентиной гостили в ее родном селе Небдино Корткеросского района, зашла речь о старине, и ее свекровь предложила навестить одну бабушку в конце села. Мы пришли в гости к этой бабуле, посидели, поговорили, чайку попили. В ходе разговора бабушка эта повела нас на сеновал, не успели мы и глазом моргнуть, как взобралась на чердак, вытащила из закромов эту самую прялку (как позднее оказалось – с вычегодской росписью) и подарила ее мне, так как лежала она у нее уже без всякой надобности. Потом, годами позже, эту прялку у меня попросила для выставки в фойе Коми филиала Академии наук известный этнограф Любовь Грибова. Но произошла трагедия: Любовь Степановна неожиданно скончалась. Позже выяснилось, что прялку из академии наук передали в краеведческий музей, где она и прописалась. С тех пор время от времени моя прялка попадает в различные издания и даже попала в альбом, посвященный Кандинскому. Но приписывают ее все время неправильно, как прялку с Керчомъи, а не с Небдино.. Вот с этой первой прялки все и началось. – А вообще основа коллекции – это то, что собрано в деревнях у бабушек? – Нет, это заблуждение. Прялки, как и другие предметы старины, в основном я покупаю у антикваров, преимущественно Архангельской или Вологодской областей. Много и просто подаренных. Конечно, когда мы выезжаем на пленэры, я непременно иду в деревню. Но, как правило, не с целью купить что-нибудь у стариков, а для того, чтобы скопировать роспись или резной декор или сфотографировать раритетные вещи. – Покупаете? Но это целое состояние! А если бы вы не были таким ревностным ценителем старины и в университете не было бы вашей чудесной коллекции, что тогда? По каким наглядным пособиям студенты изучали бы виды росписи, ведь, как известно, почти все русские народные росписи пришли к нам именно с прялок! – Честно говоря, не знаю. По картинкам или фото в альбомах обучать невозможно. Изучение по каким-либо методическим рекомендациям представляет определенную сложность, так как это всегда авторское прочтение росписи. Да и ошибок и неточностей масса. Как-то я уже рассказывала, что практически во всех пособиях предлагается наносить мезенскую роспись кистью. А мезенская и пижемская, как известно, две графические росписи, и наносятся они исключительно пером. По экспозиции в музее изучение полным тоже не представляется, мы видим только часть предмета, допустим, лицевую сторону прялки. В нашем краеведческом музее не все северные росписи представлены. Например, имеется одна ракульская прялка, а у меня их четырнадцать. Необходимо, наверное, пояснить. В Архангельской области в деревне Ульяновской, что расположена на берегу реки Ракулка, впадающей в Северную Двину, проживало целое семейство Витязевых, которые занимались росписью предметов быта. Да и потом, а как и на чем обучать студентов основам реставрации? Мы должны возвратить к жизни совершенно «убитые», грязные предметы с отшелушивающейся краской, измененной цветовой гаммой, скрытой под наслоениями потемневшего лака и копоти. К тому же как можно изучать старинный предмет, если ты не держишь его в руках, не чувствуешь его энергетику? А прялка – это вообще особый случай, это не просто предмет быта. Прялка являлась глубоко символичным предметом, так как была включена в жизненно важные события каждой девушки, женщины и передавалась по наследству. Ни одно орудие крестьянского труда не украшалось так любовно, как прялка. Вообще говорить об этом предмете крестьянского труда можно бесконечно… – Коллекционеры, на мой взгляд, всегда немного сумасшедшие в хорошем, разумеется, смысле. А у вас бывали случаи из серии «видит око, да зуб неймет»? –Были. В Котласе у одного антиквара я увидела маленький кусочек доски – фрагмент иконы, на которой одежда святого была украшена крохотными цветами, выполненными в технике кистевого письма. Продать эту досочку антиквар отказался, сказал, что добавит еще два куска к раритету, вставит этот «новодел» в киот и продаст. Прошло два года, я вновь побывала у этого антиквара совсем по другому делу и увидела эту драгоценную дощечку лежащей на сундуке. Ничего с ней антиквар не сделал, и тут я наконец-таки уговорила его продать драгоценный раритет. Моя выпускница Елена Шулепова (сейчас она работает в реставрационных мастерских) провела реставрационные работы, подвела грунт, закрепила краску, и мы оставили этот фрагмент иконы в качестве наглядного материала, который многое может рассказать о мастере, ведь иконописцы занимались и декором бытовых предметов. Кстати, порой встречаются и обратные истории: вещь находится, а может, даже живет рядом, но ты до поры до времени об этом не ведаешь. Уникальный случай произошел с одним предметом, который долго жил в доме, где я родилась. Обычный деревенский дом, который перевезен был и восстановлен дедом Егором из местечка Сузем. А на сеновале в стене была дыра, заколоченная какой-то красноватой доской. Все детство мы играли на том сеновале, и перед нами мелькало это красноватое пятно. И уже когда я уехала из поселка и окончила педколледж, работала на предприятии НХТ и уже занималась росписями, моя тетка сказала, что сеновал будут сносить и не посмотрю ли я, что это все-таки за доска странная имеется? Отколупали мы эту доску топором, и я обомлела. Это был, как оказалось, фрагмент расписных саней с прекрасным рисунком и хорошо сохранившимися красками. Такой росписи я нигде не видела, нечто отдаленно похожее можно было встретить разве что в таблицах российского этнографа, этнолога, археолога, известнейшего коллекционера, собирателя старины Бобринского. Эту доску я никому еще не показывала, только на слайдах – Тарановской Наталье Васильевне, сотруднице отдела народного искусства Русского музея, крупному исследователю в области народного искусства, к сожалению, ныне покойной. – У вас, наверное, просто собачий нюх на ценный «хлам». Сама однажды видела, как вы караулили какой-то выброшенный на свалку предмет – то ли буфет, то ли нечто похожее на него. Еще однажды мы с вами были на одном пленэре, и вы в чистом поле нашли какой-то удивительный сосуд… – Все может быть. Поскольку все друзья знают о моих пристрастиях, мне иногда сообщают о выброшенных ценностях. Был такой забавный момент: одна сотрудница в СГУ сказала, что на их дачную свалку кто-то выбросил сундук. Дескать, нужен – привезем, не пригодится – выкинешь. Привозит. Внутри сундук оказался чистым, а снаружи оббит металлическими полосками. При этом внешне он был весь ржавый. Но я все равно почувствовала, насколько он великолепен… Реставратор краеведческого музея подсказал, как удалить ржавчину, пришлось работать с кислотой. Постепенно на металле появились звездочки, месяц… Это удивительный сундук, просто нужно было к нему приглядеться. Вещи порой тоже просят должного обращения. Кстати, когда сундук обрел вторую жизнь, та самая знакомая его не узнала: какой, говорит, красавец у тебя стоит, не подаришь? – О росписи говорить не будем, это же целая наука, но все же любопытно, как по одному какому-то случайно оставшемуся мазку вы можете понять, какого рода-племени эта вещица? – Меня часто спрашивают, как я вижу, чувствую. Но как рассказать всю свою голову? Это нужно хорошо знать сам предмет – роспись, да еще пересмотреть миллион вещей в музеях. – Все ли предметы старины вы можете принять в дар, все-таки они могут нести на себе отпечаток чужой судьбы, времени? – Да, не все. Как-то мне предлагали в дар небольшие предметы из серии так называемого пермского звериного стиля, в том числе и нательные кресты. Но я даже в руки не могла бы их взять, я знаю, что это предметы из захоронений. Вот бы сейчас все наши археологи во главе с профессором Семеновым посмеялись. И напротив, те предметы, которые были в обиходе, служили людям верой и правдой, но со временем пришли в негожий вид, сколько могу, я сохраню, помогу им обрести вторую жизнь, пусть они останутся как предметы для изучения нашей культуры еще для многих поколений. Марина Щербинина Фото Дмитрия Напалкова Ирина Земцова, кандидат педагогических наук, автор нескольких учебных пособий «Пижемская роспись», собирательница предметов старины, среди которых особое место занимают прялки. Творческий псевдоним – Акулина Прялкина. Счастливое свойство характера – выуживать, вытаскивать по крупицам новое. Большой знаток пижемской, мезенской и других северных росписей. |
Руслан Семенюк: "В лес надо приходить всерьез и надолго" 
